Союз российских писателей

Руководство СРП

Вступление в союз

Новости

Наши издания

Журнал

Книга - почтой

Наши партнеры

Контакты

Писатели - члены СРП

Юбилеи

Память

16.11.2014

ЛЕЙЛА АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТТ СТОКГОЛЬМ – ПОМПЕИ >>>

16.11.2014

МАСТЕР-КЛАССЫ ДЛЯ МОЛОДЫХ ЛИТЕРАТОРОВ СТАВРОПОЛЬЯ В КРАЕВОМ ЛИТЦЕНТРЕ >>>

13.11.2014

ПРЕЗЕНТАЦИЯ «ПАРОВОЗА» В АСТРАХАНИ >>>

13.11.2014

ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ ЛЕЙФЕРОМ

 «Новая Библиотека», 7.11.2013

Блог Научной библиотеки Сибирского государственного технологического университета >>>

11.11.2014

СИНДРОМ ОБЛОМОВА. «ПЕРЕСТАВ НАПРЯГАТЬСЯ - ОДИЧАЕМ!»

Прозаик, автор нескольких книг и множества журнальных публикаций Лариса Новосельская рассказала «АиФ-Юг» о том, с чем в нашей жизни примиряться и соглашаться нельзя. >>>

06.11.2014

В САРАТОВЕ СОСТОЯЛАСЬ ПРЕЗЕНТАЦИЯ АЛЬМАНАХОВ «ПАРОВОЗЪ» И «ЛЕД И ПЛАМЕНЬ» >>>

06.11.2014

«ДОН ЛИТЕРАТУРНЫЙ – РОСТОВСКОЕ ВРЕМЯ» – 2014 >>>

29.10.2014

ДНИ ЛИТЕРАТУРЫ В КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ >>>

27.10.2014

ВЕРА, ВЕРОЧКА

4 октября 2014 года завершилась земная жизнь Веры Ивановой, поэта, прозаика, общественного деятеля, краеведа, воспитателя литературной смены, лауреата премии имени В.В. Исаковского >>>

Раиса Ипатова

21.10.2014

Лейла Александер-Гарретт

“TRANSLATION TRANSFORMED”

“Перевод что женщина: если она красива,
она неверна, если верна - некрасива”.
Генрих Гейне

Конференция в Шотландии называлась “TRANSLATION TRANSFORMED” (что буквально переводится как “Трансформированный перевод”). Посвящена она была литературному переводу и грядущему двухсотлетнему юбилею великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. >>>

СОСТОЯЛАСЬ ПРЕЗЕНТАЦИЯ АЛЬМАНАХА «ПАРОВОЗЪ» В ЯЛТЕ

10 сентября в центральной городской библиотеке им. А.П. Чехова в Ялте прошла презентация поэтического альманаха-навигатора Союза российских писателей «Паровозъ».

Татьяна Парусникова, секретарь Ялтинского отделения СРП

29.08.2014

ВЛАДИМИР ПУЧКОВ: ОСТАЛОСЬ НЕПРЕКРАЩАЮЩЕЕСЯ ОЩУЩЕНИЕ ПРАЗДНИКА

Владимир Пучков – лауреат Второго Международного Тютчевского конкурса (1-ая премия в номинации «За лучшее философское стихотворение»).

...Ночь. Киевский вокзал. На рельсах длинный блеск станционных огней. Поезд плавно, без толчков. уходит во тьму. А тьма раскачивается все сильней, в ней, как метеоры бегут огни оставляя на стекле светящиеся следы.

Овстуг встречал холодным утром, ясным небом и и чистым, как протертое стекло, воздухом.

Поместье, где родился Тютчев, оказалось местом удивительной красоты. Барский дом на холме, дорожки, закрученные вокруг него, пруд, лебеди, и даже павлины. А в центре этого великолепия огромная статуя поэта. Поместье такому явно мало - нужен весь мир, не меньше.

Все два дня читались стихи, шли разговоры о поэзии - до опьянения, до восторга, под глубоким небом тютчевской родины.

Безусловно праздник удался на славу. И это непрекращающееся ощущение праздника осталось.

29 августа 2014 г.

26.08.2014

АВГУСТОВСКИЕ ФЕСТИВАЛИ В КАЛИНИНГРАДЕ

Олег Глушкин

Так совпало, что 14-17 августа в Калининграде прошли два международных фестиваля. >>>

07.08.2014

НА ТОЛЬЯТТИНСКОМ МЕРИДИАНЕ

Евгений Потупов

 Город Тольятти, знаменитый Автоград, как называли его в советское время, и Союз российских писателей объединены двумя понятиями — успешности и молодости. >>>

01.08.2014

 «ПАРОВОЗЪ» В СТЕПЯХ  ТАВРИИ

Дмитрий ПЭН

КНИГА-СОБЫТИЕ: ПАРОВОЗЪ. № 2. 2014. ПОЭТИЧЕСКИЙ АЛЬМАНАХ-НАВИГАТОР СОЮЗА РОССИЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ. МОСКВА. 352 С. ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР СВЕТЛАНА ВАСИЛЕНКО. РЕДАКТОРЫ И СОСТАВИТЕЛИ ВЛАДИМИР МИСЮК, ВИКТОР СТРЕЛЕЦ И ВАЛЕНТИНА КИЗИЛО. ДИЗАЙН ПАВЛА МАРКИНА (ЁЖ) И ЕКАТЕРИНЫ АРТ (ОМЕЛЬЧЕНКО).

Всё меньше в  Джанкое газетных киосков, реже ходят через пустеющий год от года вокзал  поезда, падает от десятилетия к десятилетию прирост населения.  Вот и ближайшая к дому  почта обветшала, пришлось переехать  её служителям  из не отапливаемого коммунальщиками,  разрушенного ветром и временем  помещения фактически за город, объединяться с другим почтовым отделением.  Обычный визит за письмом превращается в целое путешествие. К счастью, путешествие благополучно завершается приятной неожиданностью. Письмо оказывается посылкой, а в посылке этой умещается настоящий паровоз.  В 12-ти его вагонах – вся пишущая стихи  Россия от Дальнего Востока до Балтики, от Москвы и Казани до Краснодара и Ставрополя. Отдельные вагоны отведены пишущим для детей, поэтам из зарубежья, переводчикам, победителям Международного литературного Тютчевского конкурса «Мыслящий тростник»,  критикам. Альманах – одно из примечательных событий литературного года, настоящее всероссийское собрание верных друзей поэзии. Тираж – всего тысяча, тем отрадней, что несколько его экземпляров достигают маленького северо-крымского городка Джанкоя.

Есть среди авторов альманаха и крымчане: Татьяна Парусникова (Балаклава), Лев Болдов (Ялта),  Максим Жуков (Евпатория), пишущие о Крыме: Сергей Сутулов-Катеринич («Бокал вина в Гурзуфе»), Ольга Маркова («Коктебель»), Олег Лапшин («Свети, далёкий берег Крымский…»). Солидными подборками представлены авторы из Казани: Денис Осокин, Алексей Остудин, Эдуард Учаров, Наиль Ишмухаметов, Глеб Михалёв и другие. В качестве дипломантов Международного литературного Тютчевского конкурса соседствуют на страницах Ия Кива из Донецка («Мы не станем лучше, не ждите, не станем лучше…») и Наталья Бельченко из Киева («Целебная осень полей и холмов»). Респектабельные  участники альманаха критики: Наталья Беляева, Владимир Кантор, Светлана Васильева, Вячеслав Головко, Елизавета Дейк, Алла Марченко, Дэвид Майкл Пурсглав.  Дэвид Майкл Пурсглав  даёт высокую оценке книге английских переводов современной русской поэзии Якова Колкера, отмечая способность профессора Колкера «передать суровую простоту оригинала», « сохранить рисунок и размер рифм», а его предыдущую аналогичную работу называя «настоящей находкой и для автора». Точки благотворного соединения религий, стран, народов ищет и обретает в своём эссе на конкретном художественном материале  Алла Марченко. Московская Киевлянка Елизавета Дейк в широком мировом контексте анализирует лирическую исповедь Елены Бариновой.  Обстоятельный анализ творчества Виктора Бокова даёт ставропольский профессор Северо-Кавказского федерального университета Вячеслав Головко. Над связью понятий «культурный герой» и «среда обитания» задумывается в своём эссе об Алексее Парщикове Светлана Васильева.  Пересечению мотивов в творчестве Кибирова, Тютчева, Гейне, Вознесенского посвящено премированное эссе лауреата Тютчевского конкурса Натальи Беляевой  (Тверь), эсхатологии русского космизма – эссе лауреата Тютчевского конкурса Владимира Кантора (Москва). 

 Нельзя не отметить вкус и разнообразие интересов публикующихся  в альманахе переводчиков австрийской (Раиса Шиллимат), корейской (Станислав Ли), польской, (Александра Полянская) румынской (Елена Васильева) поэзии.

 Российских поэтов  глубоко волнуют проблемы философии:  Николай Шамсутдинов (Тюмень),  этики  и морали: Слава Рабинович (Екатеринбург), быта  Лана Шангина ( г. Беж Свердловской области), Герман Дробиз (Екатекринбург) и  Глеб Михалёв (Казань). Вечными темами лирики остаются  природа: Станислав Подольский (Кисловодск) и Юрий Касянич ( Рига), творчество: Рада Полищук (Москва) и Нина Савушкина (Царское Село), счастье: Геннадий Фролов (Москва), любовь:  Игорь Гончаров (Магнитогорск), Нури Бурнаш (Казань) и страсть: Наталья Крофтс (Австралия), Алла Шидловская (Москва).  Предельной лирической насыщенностью отличается образный строй лирики Марины Улыбышевой (Калуга). Простотой и задушевностью запоминаются образы Владимира Нурова (Элиста). Естественностью поэтической речи пленяет Михаил Свищёв (Москва).

Авторы альманаха с искренней непосредственностью вспоминают родную школу, бережно хранят неизбывную память военного прошлого Великой отечественной, серьёзно задумываются над проблемами исторического времени. Лирический герой солидного тома в  подчёркнуто непритязательной, игровой по рисунку обложке впечатляет культурой своего высокого и вместе с тем скромного, глубоко личного  чувства. Общая направленность альманаха – содержательная поэзия.  Такая направленность не исключает и эксперимента с формой. Пример тому – палиндромы и омограммы Вадима Гершанова (Казань).  Поиски новой, современной изобразительности прослеживаются в кино-поэтике стиха, заданной ещё Владимиром Маяковским, культивируемой затем Юрием Левитанским.  В этом направлении успешно работают и такие лирики обозреваемого альманаха, как Мария Ходакова (Москва), Лилия Газизова (Казань),  другие поэты пристальное внимание уделяющие изобразительной стороне стиха: Мариян Шейхова (Махачкала), Артём Морс (Иркутск) и другие.  К бесспорным удачам новейших эстетических тенденций можно причислить публикацию экспериментатора лирики Виктора Пеленягрэ (Москва).

 Необычайно богат поэтический небосклон Крыма звёздами.  На диво  щедра к небу Крыма литературная история. Поэтический альманах-навигатор Паровозъ - трудоёмкое, но подчёркнуто непритязательное и скромное издание. Опыт предпринимаемых Союзом российских писателей трудов собирания  поэтического содружества российской словесности ещё предстоит осознать историкам и теоретикам  литературы, а в нашей суетной повседневности  этот опыт ценен уж тем, что способен дать пищу уму и сердцу своего читателя. «Кому-нибудь моё любезно бытие», - сказал когда-то Евгений Баратынский.  Слова Баратынского  с полным правом смог бы повторить и каждый автор альманаха Паровозъ. Испокон веков поэтов вдохновляли луна и звезды, а ночь была самым поэтическим временем. И нельзя удержаться, так и хочется представить сверкающий небесный поезд в ночном астрале. Радуют сердца своих читателей огоньки астрального поезда  по всей России, а кое-где и за её рубежами. Огоньки  бегущих в поэтическом небосклоне вслед за неутомимым тружеником-паровозиком  вагончиков  не затеряются среди звёзд и в крымских степях. Щедры на дары высокого искусства славянские ночи. Не минуют эти  щедроты и крымские земли обетованные.  

Джанкой  

01.08.2014

ИЗДАНО В МОСКВЕ

Невыдуманные истории

Издание книги местного автора за пределами Калмыкии, тем более в столичном издательстве, нынче явление не частое. Такие книги становятся событием в литературной жизни региона и вызывают особый интерес. Вот и «Откровения судебного медика» Игоря Гринькова  поначалу привлекли внимание именно этим,  потом, по мере чтения и, как говорится, погружения в материал, пришли конкретные впечатления, которыми хочу поделиться с читателями.

Но сначала  об авторе. Игорь Николаевич Гриньков в судебной медицине прошел путь от рядового судебно-медицинского эксперта до начальника Бюро судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения РК. Он награжден  нагрудным  знаком «Отличник здравоохранения Российской Федерации».

   Первые две книги вышли у него в 2005 и 2006 годах («Очерки судебного медика (опыты эксгумаций)», «Хроники судебного медика-2») и описывали подлинные события, в которых участвовал автор. За ними последовали художественные произведения, они публиковались  в литературно-художественных изданиях Элисты,  Москвы, Ростова-на-Дону, Уфы, а также  в шеститомной антологии «Современная литература народов России» (рассказ «Люди из тени»). С 2008 года Гриньков – член Союза российских писателей.

«Откровения судебного медика» составлены из лучших очерков первых двух  документальных книг.  Как сообщают издатели в короткой аннотации, в нее вошли «Невыдуманные истории из практики судебно-медицинского эксперта… Шокирующая исповедь человека, чья профессия подразумевает  ежедневную встречу со смертью». Сам же Игорь Николаевич во вступлении «От автора» пишет: «Это записки провинциального судебного медика, но в данном контексте прилагательное «провинциальный» не несет отрицательного  оттенка. В России семьдесят процентов судебно-медицинских экспертов трудится именно в провинции, и их высокая  профессиональная квалификация не вызывает сомнений… В этих записках я постарался не собирать леденящие душу подробности убийств и так называемые громкие дела (не будем отнимать хлеб у журналистов), а хотел показать в чем-то рутинный, будничный, но требующий высокого профессионализма труд судебных медиков, не купающихся в лучах софитов, а скромно стоящих в глубине сцены, позволяя красоваться у огней рампы виртуозным сыскарям, вдумчивым следователям, справедливым прокурорам, блистательным адвокатам и мудрым судьям…»  Замечу сразу, что автор, показав «кухню» расследования преступлений, создал своеобразный  гимн не только тем, кто работает в судебной медицине, но и так или иначе соприкасается с ней, – тем же сыскарям, следователям, прокурорам, адвокатам, судьям. Причем издание снабжено  фотографиями практически всех его «фигурантов».

  «Мне хотелось работать для думающего читателя, - продолжает  Игорь Николаевич, –… для читателя, которому суть дела и правда жизни важнее внешне броского, но ненатурального антуража».  Выступающий в этом издании как писатель-документалист, он позаботился  о том, чтобы дать пищу читательскому уму, чтобы было  над  чем задуматься, с чем согласиться или поспорить.  И это ему удалось. Интересны мысли автора не только о тонкостях профессии, не только исторические экскурсы в нее, в частности в историю эксгумации – этого «высшего пилотажа» работы судебного медика. Но и  размышления о преступности со ссылкой на Ч. Ломброзо, смертной казни, педофилии, о гримасах перестройки, о таком явлении, как бомжи, и еще многом другом, что вызывает  живой отклик своей острой злободневностью. Не берусь утверждать, что размышления Игоря Гринькова обо всех жизненных проблемах  бесспорны, зато  есть  что оспаривать, и это тоже несомненный плюс для  думающего читателя.  

Камертоном, задающим настрой всему сборнику, служит пронзительный  эпиграф – слова из песни Петра Мамонова «Серый голубь»:

Я грязен, я тощ, моя шея тонка,

Свернуть эту шею не дрогнет рука

У тебя…Я самый плохой, я хуже тебя,

Я самый ненужный, я гадость, я дрянь –

ЗАТО Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ!

 Будто специально написано о том разделе судебной медицины, на котором  делает акцент писатель – об эксгумации (исследование тел, извлеченных из могил), в то же  время называя  эту малоприятную  экспертизу  «высшим пилотажем» в профессии. Эпиграф точен, ибо  «очень многие уголовные деяния… получают перспективу раскрытия исключительно благодаря экспертным  исследованиям». То есть – «ЗАТО!»  Эпиграф соответствует смыслу этой редкой, не престижной,  на взгляд обывателя, специальности, но она помогает обвинять виноватого и защищать невиновного. То есть снова – «ЗАТО!»

Отвечая применительно к этой книге на поставленный многие десятилетия назад вопрос  выдающегося историка русской церкви А.В. Карташева,  есть ли «чем «залюбоваться самому» (писателю –  Л.Щ.)и чем «зачаровать» читателя», я  свидетельствую: «Есть!».  И свое беглое перечисление достоинств сборника начну с познавательности, ибо «Откровения судебного медика» –   путешествие  в неведомое  для большинства читателей с умным, многоопытным экскурсоводом.  Подчеркну, что автор рассказывает  свои невыдуманные истории со знанием  дела, к тому же ему есть что рассказать. Не умолчу также о  завидной  эрудиции писателя,  свободно цитирующего Библию и легко оперирующего  библейскими именами и событиями. Гриньков точен в описании жизненных реалий  давних событий:  историческая обстановка  происходившего, скажем, в 70-е годы  соответствует именно тому времени, а  80-е и  90-е - имеют свои особенности,   отличающие их  от нулевых годов. Усиливает  достоверность очерков  узнаваемость действующих лиц и  места действия: родные названия улиц в Элисте,  не раз исхоженные ее окрестности, знакомые поселки. И дополняя то, что может «зачаровать», отмечу самоиронию автора и юмор, пронизывающие  очерки и смягчающие порой  далеко не смешные сюжеты. Ну а хороший литературный язык  дополняет нарисованную  мной  картину.

Хочу привлечь внимание читающих эти строки к очерку «Раскопки в хуторе Ажинов», в нем идет речь об экспертизе,  довольно редко выпадающей на долю судебных медиков, – эксгумации останков воинов 110-й Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии в Ростовской области осенью 1991 года.  Меня, журналистку  с полувековым стажем работы, писавшей в свое время и о легендарной дивизии, и о ее комиссаре  С.Ф.Заярном, поразили  мучительные усилия группы энтузиастов (автор называет их имена) добиться  достойного перезахоронения  извлеченных из обыкновенного окопа останков 17 бойцов.  Вот красноречивый  факт, особенно возмутительный на фоне постоянных деклараций об уважении к памяти павших: раскопки были произведены в 1991 году, а перезахоронение и установка мемориала состоялись только  в 1995-м. «Перелопатить весь хутор, разумеется, невозможно, – завершает очерк писатель, - но имеются достаточно достоверные  сведения об одном массовом захоронении, где могут оказаться от 20 до 30 погибших…» Под словом «захоронение» имеются в виду останки воинов,  просто  забросанные землей в окопе сразу после жестокого боя 26 июля 1942 года.

Нет смысла пересказывать  и комментировать каждый очерк, навязывая свое мнение. Каждый, кто  прочтет  «Откровения судебного медика»,  сам определит свое отношение к этому труду писателя.

Лилия Щеглова, член СРП    

08.07.2014

В КАЛИНИНГРАДЕ ПРОШЛА ВСТРЕЧА, ПОСВЯЩЕННАЯ ПАМЯТИ ЮРИЯ ЧЕРНОВА

В Калининградском доме офицеров собрались не только писатели из нашей организации, но и ветераны Отечественной войны, и курсанты. Мы провели встречу, посвященную памяти Юрия Михайловича Чернова. Ему в июне исполнилось бы 90 лет.

Участники похода по местам боев, в которых участвовал Чернов, вручают его книгу Олегу Глушкину

К нам в гости приехали  из Подмосковья, учащиеся, сохраняющие память о погибших поэтах. Более тридцати лет тому назад был организован в Рыбном общественный музей «Строка, оборванная пулей», учащиеся техникума совершили множество походов, начиная с Новороссийска на место гибели Павла Когана, кончая Чердынью, куда был сослан Осип Мандельштам. Музей основала дочь Чернова Наталья, теперь он по праву носит ее имя. Опекал музей Юрий Михайлович. В гостях у музея в свое время побывали многие писатели, я выступал там с беседой об Алексее Лебедеве, поэте-подводнике, чью жизнь оборвала война.  Нет уже Юрия Михайловича, нет Натальи, но дело, начатое ими живет. Во главе с общественным директором музея Татьяной Елисеевой прибыли к нам 14 человек. Целую композицию представили нам, основанную на стихах Чернова.

Для нашего города Чернов личность памятная, он автор слов, выбитых в камне, на памятнике 1200 гвардейцам, павшим при штурме. Это был первый памятник, сооруженный в 45 году. Юрий Михайлович ушел на фронт добровольцем, в 17 лет, был тяжело ранен под Сталинградом, участвовал в сражении на Курской дуге, был вторично ранен под Витебском и еще раз тяжело ранен при  взятии Велау в Восточной Пруссии. Он видел распятого фашистами Юрия Смирнова и написал о нем поэму «Русский солдат». Поэму опубликовал в армейской газете Александр Твардовский.

В шестидесятых годах Чернов приехал в наш город в качестве корреспондента «Литературной газеты» и опубликовал статью «Здесь России моей рубеж», в которой дал оценку творчеству калининградских писателей. С тех пор у нас завязалась переписка.

В Доме офицеров мы устроили выставку его книг – он создал целый ряд романов, как отражающих свою жизнь, так и исторических. Из музея нам привезли изданную недавно книгу его стихов «Маршевые роты».  

05.07.2014

150-ЛЕТИЕ ДОБРОВОЛЬНОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ КОРЕЙЦЕВ НА РОССИЙСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Череда юбилейных мероприятий, приуроченных к 150-летию добровольного переселения корейцев на российский Дальний Восток, связывает соплеменников из Страны утренней свежести с проживающими на постсоветском пространстве. В рамках знаменательного торжества реализуется множество проектов. Один из них – открытие специализированной экспозиции, посвященной казахстанским корейцам - «Дух народа, окрепший на целинной земле» в музее истории переселения корейцев в городе Инчоне. Сбор информации и экспонатов для данной экспозиции начался еще в прошлом году.

Директор музея переселения Ким Санг-ёл уже несколько раз лично приезжал в Казахстан для работы на месте. Под экспозицию «Дух народа, окрепший на целинной земле» в музее будет выделен отдельный павильон, разделенный на несколько секторов. На сегодняшний день уже завершается сбор уникальных документов, информации, аудио-видео записей о жизни казахстанских корейцев. Героями экспозиции станут выдающиеся представители диаспоры, корейские организации, в числе которых: драматург, писатель Хан Дин; музыкант-композитор Яков Хан; фотограф Виктор Ан; режиссер, драматург Лаврентий Сон. Кроме этого, посетители смогут познакомиться с историей коресарам, их самобытной культурой, традициями.

Также на выставке, которая откроется 1 сентября, будет представлена история Корейского театра, газеты «Коре ильбо», стихи и рукописи Станислава Ли, творческие работы южнокорейского поэта, проживающего в Казахстане, Ким Бен Хака. Кстати, последний активно помогает музею в сборе необходимых материалов в Казахстане и Узбекистане. Следует отметить, что работники музея стараются собрать оригиналы материалов. Так, только от «Коре ильбо» было получено несколько десятков уникальных документов, архивных номеров газеты, наград, фотографий и т.п.

 - Начав работу в Казахстане, мы просто поразились, как много интересных эксклюзивных документов о коресарам здесь имеется, - говорит г-н Ким Санг-ёл. - Не надо далеко ходить за примером. Взять газету «Коре ильбо» - это же настоящая летопись истории постсоветских корейцев. Таких данных больше нет ни в каких источниках.

Выставка «Дух народа, окрепший на целинной земле» продлится с сентября этого года по февраль следующего. Как надеются организаторы, ее посетят тысячи человек не только из Кореи, но и из других стран.

Александр ХАН

03.07.2014

МЕТКА

очерк

Ольга Кузьмичева-Дробышевская

Первый июльский день подарил мне много необычного, радостного, запоминающегося… >>>

01.07.2014

РАССКАЗ-ВОСПОМИНАНИЕ

Юрий Панченко

Москва - единственный город, где у меня получилось спасти человеку жизнь. Приехал во времена горбачёвщины по делам в СП СССР, в единственном костюме поехал в полдень погулять со знакомой и её дочкой шести лет. Вышли из метро напротив университета, там река Москва, гранитные ступени, плещется вода, на них, сзади люди загорают. Вижу - голова девочки под серой водой. Понял, надо прыгнуть за неё, чтобы не утянуло в реку, чёрт знает какая там глубина. Прыгнул, схватил, вытолкнул наверх. Вылез. Мальчишкам в воде крикнул - найдите мой второй туфель. Народ набежал - говорят, кто-то утонул. Уже достали. Москвичи такие участливые, ну хорошо, говорят, ну хорошо. А я думаю - вашу мать! Как мне ехать в СП СССР? Костюм, рубашка, галстук, всё мокрое! Снял, отжал, разложил на траве. Мне эта мама - а в кино показывают, сначала человек раздевается, потом прыгает в реку... У меня не было лишних секунд, понял так.

 В общем, расстелил всю одежду, в центре Москвы часа два сушил на траве, поймал такси и говорю водителю, не смущайтесь, я немного влажный, пришлось неожиданно ребёнка из реки быстро достать... Мама рядом таксисту подробности рассказывает, а у меня в башке предстоящие встречи... Вот уж наградит судьба, так наградит.

27.06.2014

НЕ ИЗМЕНЯЯ ЕЖЕГОДНОЙ ТРАДИЦИИ

В Ялтинском Доме-музее  А.П. Чехова 1-го июня торжественно прошел международный День защиты детей

Праздник «День защиты детей» учрежден в ноябре 1949 года решением сессии Совета Международной демократической Федерации женщин. День  защиты детей — это призыв ко всем людям  планеты не забывать о правах детей на жизнь и счастливое детство. Наши дети  нуждаются в защите и в определенных свободах, без которых просто нельзя сформировать доброе, справедливое, ответственное и гуманное общество. >>>

26.06.2014

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ А. С. ПУШКИНА В КАЗАНИ

 «КНИГОФЕСТ – 2014»

Ольга Кузьмичева-Дробышевская

Из Набережных Челнов мы – Вера Хамидуллина, я и Анна Снежина – выехали в 7.00. Как всегда, за рулём – Вера... >>>

23.06.2014

ОТ СЕРДЦА К  СЕРДЦУ

Диана Кан, поэтесса

Проект с таким названием возник и осуществляется во многом на соединении-стыке. В географическом отношении  – в месте слияния-соединения с полноводной Камой двух её притоков – Мелекески и Челнинки. Региональной «столицей» проекта стал город Набережные Челны. >>>

17.06.2014

В КАЛИНИНГРАДЕ ПРОШЛИ ПРЕЗЕНТАЦИИ ЖУРНАЛА «БАЛТИКА» И АЛЬМАНАХА «ЭХО»

Так получилось, что первый номер литературного журнала «Балтика» этого года совпал с получением из типографии нашего альманаха «Эхо-2013». Прошли первые презентации и довольно успешно. И в Центре коммуникаций и в Закхаймских воротах было много не только авторов, но и любителей литературы. >>>

05.06.2014

ВОЛОШИНСКИЙ СЕНТЯБРЬ

Е.Секурова  

путевые заметки >>>

03.06.2014

ДЕРЖАЛА В РУКАХ ПЕРВЫЙ НОМЕР ПАРОВОЗА. ВЫЛИЛОСЬ ВО ВПЕЧАТЛЕНИЯ:

Поэзия.Ru.

 Паровозъ: поэтический альманах-навигатор/ под ред. С.В.Василенко, В.Н.Мисюка; сост. С.В.Василенко, В.Н.Мисюк, В.И.Стрелец. – М.:Союз российских писателей, 2013. – 344 с.

 «Альманах вместил свыше 90 авторов с просторов России и ближнего зарубежья, едущих в поименованных вагонах, каждый из которых объединяет несколько городов, а также в международном (поэзия зарубежья), специальном (лауреаты Волошинских конкурсов), почтовом (переводы) и багажном (критика, эссе) вагонах. «Китайская вишня» Светланы Василенко – первое, что заставило взяться за перо. Накатило, а ведь, казалось бы, верлибр, от которого шарахалась, как чёрт от ладана, ибо большинство из прочитанного в этом жанре – лишь с претензией на духовность и глубину, а большей частью – игра словами, перечислениями или же проза в столбик. Игорь Меламед – светлая память! – гениален каждой строкой. Анатолий Бергер близок неподкупной совестью поэзии. Михаил Воловик – щемящей простотой: «Неутешность ребёнка большому смешна..».

 Ещё из впечатлений. Словоизобретатель и словоисследователь Марина Кулакова: «Я женствую. На кухне. Баклажан…». Предельная ясность и обнажённость Олега Гонозова. Звонко звучит молодой голос Наты Сучковой: «Апухтин – синий, Анненский – зелёный, / И голос был, и голос говорил…»

 Любовь Бессонова – неимоверно рада встрече с ней (её книжечку с автографом «Зеркало дождя» храню более 20 лет): «На что мне вода и пища!/ Знаю, что поутру,/ Если меня не сыщут – / Я всё равно помру». Изысканно точен Виктор Стрелец: «Листок – точно счёт ресторанный. И – официантка-судьба…» . Ярок и «фанфарист» Александр Фанфора: «боевые названия улиц качают права…».

 Приятное знакомство с Валентином Нервиным: «Там, на Оке такая благодать / и водоизмещение, что даже / классическим пером не передать / шизофрению русского пейзажа». Не передать, а ему удалось. Константин Комаров из тех, кто запоминается и кто умеет удивлять. Так же, как и Дмитрий Румянцев. Необыкновенная свежесть поэзии Вероники Шелленберг. Андрей В.Богданов новаторски оформил текст с выравниванием строк по правой стороне. Из-за этого не покидало ощущение, что я читаю вверх ногами, и журнал надо срочно перевернуть. Листаю, читаю дальше… Захотелось сказать «спасибо» Евгению Мартынову – прекрасная поэзия. Жаль, что третья выделенная ему страничка на две трети пуста – а ведь вместилось бы ещё 3-4 стихотворения. Такая же история – у Александра Тимофеевского. Место обзора ограничено, а так хочется назвать ещё несколько понравившихся имён: Валерий Сердюк, Любовь Сухаревская, Мария Ватутина, Станислав Ливинский, Роальд Добровенский, Сергей Пичугин, Вячеслав Егиазаров… Переводов и критики не касаюсь. Общее впечатление – солидное, крепкое издание с перспективой. Немало открытий, сбалансированный состав авторов (классиков и модернистов). Неясна пока периодичность издания. Возможно, дважды в год?»

 Теперь вижу - ежегодник. Хорошее дело! Долгой жизни проекту!

26.05.2014

ПОЛВЕКА «ВЕСНЫ ПОЭЗИИ»

В этом году международный фестиваль «Весна поэзии» проводился в пятидесятый раз. И был он посвящен 300-летию создателя литовской литературы Кристионаса Донелайтиса. Встреча с литовскими поэтам была проведена в библиотеке №4. Приехали в гости к нам ведущие поэты Литвы: председатель Союза писателей Литвы Антанас Йонинас, давний друг музея Антанас Дрилинга, поэты Витаутас Казела и Людвикас Якимавичюс. Организовал встречу наш поэт Сергей Михайлов.

Выступает Олег Глушкин

Основное действие «Весны поэзии» развернулось в «Чистых прудах»( Тольминкемесе), в костеле-музее, где проповедовал классик.. Лауреат первого фестиваля Юстинас Марцинкявичус писал: «Тольминкемес – место работы и вечного покоя Донелайтиса – Иерусалим литовского слова».

Борис Бартфельд

Вел встречу председатель калининградской  писательской организации Борис Бартфельд. Приветствовали собравшихся председатель комитета сейма Литвы Аудроне Питренене, министр-советник консульства Витаутас Умбрасас и сопредседатель  Союза российских писателей Олег Глушкин.  Приятно было видеть в зале много молодых лиц – это были студенты Калининградского университета и Черняховского педагогического института, учащиеся 40 гимназии, было много гостей из Литвы – представители общества Донелайтиса из Шауляя и Мариампуля.

Звучали стихи на русском и литовском языках. Поэзию подкрепила музыка. Пел хор ансамбля «Талица» из Калининграда и гости из Шауляя. Учительница музыкальной школы из Шауляя Елена Ралене исполнила композицию, в которой сочетались стихи и игра на старинных музыкальных инструментах. Были открыты две выставки. На одной представлены работы участников международного пленера, проведенного в «Чистых прудах», на другой – документы из Клайпедского музея истории, отражающие время Донлайтиса.

О выставках рассказала собравшимся заведующая художественным отделом Историко-художественного музея Валентина Покладова.  Закончилась встреча возложением цветов на могилу Донелайтиса и чаепитием. 

03.05.2014

НА ЯЗЫКЕ ЛЮБВИ И БОЛИ

О книге поэта  В. Егиазарова  «Планета Крым» >>>

03.05.2014

Вячеслав  Егиазаров

ВЕСЕННИЕ ТОКИ >>>

25.04.2014

ВСПОМИНАЯ ИГОРЯ МЕЛАМЕДА...

...Почему то помню его как будто виделись вчера, хотя прошла с момента встречи пара десятков лет, он какой то был очень «биологический», если так можно о человеке говорить, как будто только что поел и еще не вытер губы после горячего чая с пирожным мадлен, про которое он читал стихи слегка нараспев, так, что это уже и не пирожные были, а квинтэссенция всего Божественно оторванного от банальности существования, как будто только что любил, и еще не успел остыть от страсти, и культура в нем жила, как будто она одна из составных частей его биологического организма, и она жила в его организме как-то прекрасно, так что казалось её видно было, текущей по специальным голубым венам, в которых она пульсировала и волшебно светилась. Он был и не был. Вот он рядом и его одновременно нет, потому что кровеносных систем было две: такая как у всех и дублер в специальных светящихся каналах, пронизывающих все тело.

Елена Тарасова

07.04.2014

ВОЗРОЖДЕНИЕ ТРАДИЦИИ, ИЛИ НОВАЯ «ОМСКАЯ ЗИМА» >>>

31.03.2014

ВСЕ ОТЛИЧНО

Олег ГОНОЗОВ

рассказ >>>

19.03.2014

ДИСКУССИЯ О ЛИТЕРАТУРЕ

Ежемесячно собираются деятели культуры в библиотеке №4 на заседания дискуссионного клуба «История-экология-культура». Клуб этот создан Калининградским отделением Фонда культуры по инициативе председателя фонда Нины Петровны Перетяки. В марте заседание клуба было посвящено литературе. Тема была заявлена такая «Как отзывается Слово калининградских писателей».

Но дискуссия развернулась в более широком плане. Начал разговор Олег Глушкин с рассказа о Всероссийсом литературном собрании. Отметили, что многие из вскрытых там проблем решаются: возврат литературы в школы, узаконивание профессии – писатель, создание фонда поддержки литературы. Идет год культуры и грядет 2015 – Год литературы. Есть сдвиги в отношении к литературе и в нашей области. Главным для писателей стало осуществление издательской программы, за 8 лет по этой программе издано 86 книг, 56 тыс. экземпляров. Большая часть тиражей пошла в библиотеки. Проводятся ежегодно «Дни литературы», фестивали – «С книгой в ХХI век», «Слоwwо».

По инициативе Бартфельда создана ассоциация литературных объединений. О совместной работе писателей и библиотек рассказала Ирина Юрьевна Котлова. Еть планы и по расширению этой работы. Будет проведен международный «Библиокараван». Конечно, главная задача – вернуть книге читателя. Продолжать встречи с читателями, организовывать презентации, крепить работу ассоциации литературных объединений. Все это держится на голом энтузиазме. Но сколько можно нас эксплуатировать!  Говорили о том положение, в которое ввергнут провинциальный писатель: бесплатные выступления, отсутствие издательств, которые бы платили гонорар, отутствие закона о творческих союзах.  Большим подспорьем для издания книг являются гранты, но в области они редко достаются писателям, издательская программа безгонорарна. Стипендии, выделяемые Союзом российских писателей и Министерством культуры – хорошее подспорье, но теперь их не будут выделять писателям старше 45 лет, во всяком случае, так сообщили из Москвы, а именно эта категория писателей сегодня составляет костяк профессиональных союзов и нуждается в поддержке.

В области есть солидная премия губернатора «Признание», но вот уже более десяти лет ее не присваивали за литературные произведения. Назрела необходимость ввести Литературную премию ( есть такое предложение – назвать «Русский Гофман»).

Выходит в области несколько журналов, но наиболее весомый и постоянный «Балтика», он субсидируется, но только на два номера, а журнал должен выходить хотя бы раз в квартал. Говорили и о юбилеях и определяющих нашу литературную жизнь датах. Многое сделано для проведения 300-летия Донелайтиса, но в тени остался юбилей Шевченко, теперь надо заранее готовится к юбилею Лермонтова. Многие вопросы решились бы при обеспечении финансирования, но оно, увы, для культуры, по сравнению со спортом и содержанием аппарата чиновников – мизерное.  И при этом мы все понимаем, что будущее зависит от того сумеем ли мы сделать книгу востребованной и оградить новые поколения от дебилизации.

Олег Глушкин

03.03.2014

ТВОРЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА В ОМСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ

1 марта  в  Омской областной научной библиотеке  имени А.С.Пушкина  состоялась  творческая встреча читателей с членом Союза российских писателей, лауреатом литературной премии им. Ф. М. Достоевского Натальей Елизаровой. Во встрече принимали участие  члены  редакционной коллегии детского журнала «Журавлёнок».

12.02.2014

В ДОМЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ ПРОШЕЛ ЮБИЛЕЙНЫЙ ВЕЧЕР С.А.КЛЫЧКОВА >>>

30.01.2014

СОВЕТЫ СТАРЕЙШИН

Наталья Рязанцева, сценарист

Femme fatale позднесоветского кино, первая жена сценариста Шпаликова и вдова режиссера Авербаха, автор сценариев к «Долгим проводам» и «Чужим письмам». Сейчас ведет сценарную мастерскую во ВГИКе. >>>

26.01.2014

...НАМ, ВСЕМ ВМЕСТЕ, УДАЛОСЬ ПРОВЕСТИ НАСТОЯЩИЙ ЮБИЛЕЙНЫЙ ВЕЧЕР В ЧЕСТЬ БОЛЬШОГО ПОЭТА!

Лариса Новосельцева, Сергей Новосельцев >>>

17.01.2014

ПЕРОМ И СЛОВОМ

Интервью с Александром Лейфером

Многие из нас в детстве и юности пишут стихи и рассказы и мечтают стать литераторами. О ремесле писателя наша беседа с журналистом, заслуженным работником культуры РФ, председателем Омского отделения Союза российских писателей Александром Лейфером. >>>

11.01.2014

ОТЧЁТ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ ЯЛТИНСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ СРП

17.12.2013

ПОЗВОЛЬТЕ УДИВИТЬСЯ

Александр Лейфер

... И вот дождались. Вышел президентский указ «О некоторых мерах по повышению эффективности деятельности государственных средств массовой информации». Помимо прочего указ этот неожиданно, походя, ликвидировал … Российскую книжную палату... >>>

03.12.2013

ВРЕМЯ «ПАРОВОЗА»

В Смоленском государственном университете прошла презентация поэтического альманаха-навигатора Союза российских писателей «Паровозъ». Альманах презентовали поэты, живущие и творящие на Смоленской земле, - Раиса Александровна Ипатова и Владимир Викторович Макаренков. >>>

03.12.2013

КТО СОЗДАЛ КАМЕРТОН – НАСТРОИТЬ ЛИРУ?

...Успех антологии «Лёд» и «Пламень», собственно, и навел на мысль о целесообразности выпуска альманаха с таким же названием, то есть периодического издания, в котором была бы представлена вся литературная Россия. >>>

02.12.2013

ВЛАСТЬ  ОБЕЩАЕТ…

Александр Лейфер

О только что прошедшем в Москве Российском литературном собрании написали в большинстве газет, была информация и на многих телеканалах. Оно и понятно – главным в этом собрании было почти двухчасовое общение с собравшимися президента страны – В.В. Путина. В коротком вступительном слове он выразил озабоченность всеобщим падением интереса к книге и чтению. Не утешает, сказал он, что явление этот носит общемировой характер, Россия, чья духовная жизнь всегда имела в своей основе литературу, должна сделать всё, чтобы изменить сложившееся положение.

Основное время  заняло свободное общение  президента с участниками Собрания – учителями-словесниками, издателями, библиотекарями, сотрудниками литературных музеев, книгопродавцами  и прежде всего – с писателями. В президиуме рядом с первым лицом страны сидели инициаторы такого общения – носители великих литературных фамилий – В.И. Толстой (он вёл собрание), Д.А. Достоевский, М.А. Лермонтов, А.М. Шолохов, Е.В. Пастернак, Н. Д. Солженицына.

Как отметила Н.Д. Солженицына,  в такой ситуации, в которой наше общество сегодня находится, когда  оно расколото,  единым учебником истории единства не достичь. А детям из разных семей, в том числе из семей, родители которых никогда друг с другом не согласятся, Толстой скажет, чем люди живы,  Достоевский научит их состраданию. А на сегодняшние жаркие споры о нашем недавнем прошлом именно литература ясно и понятно для всех скажет, что волкодав – прав, а людоед – нет.

В.В. Путин выслушивал короткие выступления участников Собрания (микрофоны выступающим  подавали  прямо в зале), задавал им вопросы, даже вступал с некоторыми в спор, вёл себя при этом раскованно и  остроумно. Это было свободное, не срежиссированное общение, откровенный, порой весьма острый  обмен мнениями.

Судя по всему, власть всерьёз намерена вникнуть в литературные проблемы и оказать писательским Союзам  реальную помощь. Если будущий, 2014-й, год  объявлен годом Культуры (министр культуры  В.Р. Мединский  в зале присутствовал, хотя и не выступал), то год 2015-й станет годом Литературы. Как я понял, в ближайшее время профессия «писатель» (или «литератор») будет включена в государственный перечень (реестр) профессий, уточнены вопросы нашего пенсионного обеспечения, писателям будет возвращена такая, например,  социальная мера защиты, как оплата больничного листа, будет поддержана деятельность Литфонда, а главное - значительно расширится грантовая поддержка различных литературных (прежде всего  некоммерческих) проектов .   

При этом власть не намерена вмешиваться во внутренние дела существующих писательских Союзов, диктовать мастерам пера (как бы «в обмен» за помощь) темы будущих книг и пр. Об этом было сказано сразу, и, видимо, такие заверения придали разговору доверительный и откровенный характер. Зал Российского университета Дружбы народов был полон. Среди выступивших, в частности, были писатели А.Архангельский, С. Шаргунов, Ю. Поляков, председатель  Союза писателей России В. Ганичев, Б. Олейник (Украина), один из секретарей  правления нашего Союза  российских писателей В. Отрошенко, ректор Литинститута Б. Тарасов,  И. Волгин, А. Дементьев, Б. Екимов…( Полные тексты всех выступлений  можно прочитать на сайте Президента России).

От Омска в Российском литературном собрании участвовали двое – директор Литературного музея  Виктор Вайнерман и автор этих строк. Приглашалась на собрание также писательница Галина Кудрявская, но приглашение пришло так поздно, что воспользоваться им Галина Борисовна не смогла. 

…А в кулуарах Собрания ходил с озабоченным лицом главный редактор старейшего российского «толстого» журнала «Сибирские огни» Владимир Берязев из Новосибирска  – местные  власти намереваются прекратить его финансирование, им, видимо, невдомёк, что выходящий с 1922 года журнал является сегодня частью национального культурного достояния всей России, что в нём печатались  прозаики  Вяч. Шишков, Вс. Иванов, Л. Сейфуллина,  В. Шукшин, С. Залыгин, В. Астафьев, В.Распутин; поэты  С. Марков, П. Васильев, Л. Мартынов. А главное – что сегодняшние «Сибогни» - это журнал яркий, многогранный,  глубокий…

Я не стал делиться с Владимиром Алексеевичем нашими омскими заботами: нет помещений у обеих писательских организаций, единственное, что «заработало», например,  наше Омское  отделение Союза российских писателей за 20 лет своей деятельности, это «право» пользоваться… парой полок в кладовке одной из муниципальных библиотек, а нашим коллегам из Омской организации Союза писателей России  разрешается проводить свои собрания в Государственном Литературном музее имени Ф.М. Достоевского. Нам не на что выкупить готовый тираж юбилейного, 39-го, выпуска своего печатного органа - альманаха «Складчина», выпуск этот как раз приурочен к вышеупонянутому 20-летию. Двадцатилетие отпраздновано ещё летом, а альманах  до сих пор мёртвым грузом лежит на издательском  складе.   В нём  среди прочих материалов ждёт своего читателя публицистическая статья омского писателя Евгения Асташкина «Последние святые (О новой школьной программе по литературе и не только о ней)», посвящённая школьным библиотекарям; в ней немало мыслей, созвучных  высказывавшимся   на Собрании.

Что ж,  поживём – увидим, не может быть, чтоб эхо такого авторитетного разговора не дошло и до наших сибирских палестин…

***

В своей заключительной реплике В.В. Путин назвал Российское литературное собрание  уникальным мероприятием. Здесь  собрались люди, заявил он, преданные своему делу, делающие его  «за скромное – назову прямым словом, – скромное материальное вознаграждение, а подчас и вообще без такового». Хочу закончить нашу встречу, продолжил Президент, словами М.Ю. Лермонтова. «Помните, как он говорил в известном стихотворении «люблю Отчизну я, но странною любовью»? Это почему? Потому что у каждого из нас своя Россия, но она у нас одна. Спасибо вам за служение России!»

(РИА ОмскПресс – 25 ноября 2013 г.)

18.11.2013

ПРОЗУ ЧИТАЮТ ОСЕНЬЮ

Так назвали литературные встречи, проведенные в Литве. В Клайпеде, Шекшне и Гарждае читали свои новеллы писатели из Вильнюса, Калининграда и Клайпеды.

Клайпеда. Читает Рита Кайрене

Надо отдать должное  организатору чтений директору библиотеки имени Симонайтите Йозасу Шекшнялису, возглавляющему Клайпедскую писательскую организацию, - все было организовано на должном уровне. Заключительный вечер прошел в его библиотеке, где читали свои тексты победители проведенного международного конкурса, на который были представлены новеллы на тему осени.

Клайпеда. Читает Олег Глушкин

Среди победителей были и калининградские писатели Олег Глушкин и Вячеслав Карпенко. Первую премию получила молодая литовская романистка Рита Кайрене, ученица Римантаса Черняускаса. Аплодисментами встретили совсем молодых лауреатов – школьников. Было решено добиваться возобновления программы 3К (Культура, Калининград, Клайпеда). Состоялась также встреча с русскими писателями из литературного объединения «Среда», выпускающими свой журнал «Балтика». В очередном литовском журнале «Балтия» в переводе опубликованы стихи Бориса Бартфельда и рассказ Олега Глушкина.  

07.11.2013

«ДНИ ЛИТЕРАТУРЫ» ПРОШЛИ В КАЛИНИНГРАДЕ

Вот и прошли «Дни литературы» - праздник слова и смотр наших сил и устремлений. Начало им положил концерт, посвященный Владимиру Высоцкому – это была высокая планка и по мере сил мы старались ей соответствовать. >>>

23.10.2013

ОНИ СОШЛИСЬ

13 октября в Смоленске в выставочном центре имени Тенишевых собрались литераторы и  музыканты, художники и актеры, преподаватели высшей школы, библиотекари и журналисты. Привлекло их в этот новый, буквально полтора месяца назад открывшийся, очаг культуры событие под интригующим названием – «Битва поэтов». На красочной формата  А2 афише крупным планом два сосредоточенных мужских лица,  а под общим заголовком шрифтом помельче пояснение, не менее озадачивающее – «интеллектуально-поэтическое шоу». Оба участника, и смолянин Владимир Макаренков, и москвич Алексей Витаков, в общем-то, в Смоленске известны не только в узком писательском кругу. До переезда в столицу Алексей Витаков 15 лет прожил в Смоленске, где поселился уже взрослым, после армии и, к слову, сыграл немалую роль в развитии на Смоленской земле  бардовского движения. >>>

04.10.2013

 «ОНИ СОШЛИСЬ.  ВОЛНА И КАМЕНЬ, СТИХИ И ПРОЗА,  ЛЁД И ПЛАМЕНЬ…»

В Ялте в центральной городской библиотеке имени А.П. Чехова 23 сентября 2013 года состоялась презентация двух литературно-художественных альманахов, изданных Союзом российских писателей, «Лёд и пламень» и «ПаровозЪ».

Делегация Союза российских писателей, во главе с первым секретарём СРП Светланой Владимировной  Василенко, прибыла в Ялту после завершения работы XI международного научно-творческого симпозиума «Волошинский сентябрь» в Коктебеле, где принимала участие в работе симпозиума: присуждении Международной Волошинской премии за лучшую книгу года, мастер-классах прозы и поэзии, презентации книг, альманахов, и всех мероприятий,  посвящённых празднованию 100-летия Дома поэта.

Несмотря на плохую осеннюю погоду,  в центральной  библиотеке им. А.П. Чехова собрались представители общественных организаций, музейные работники и библиотекари, ялтинские поэты, прозаики и читатели библиотеки. Царила тёплая дружеская обстановка. Ялтинцы всегда рады общению, тем более, что в гостях у них оказались ведущие литераторы из России с интересными рассказами и новинками современной литературы.

В презентации приняли участие: главный редактор, первый секретарь Правления Союза российских писателей Светлана Василенко (Москва); поэт  из г. Мантурово Костромской области Павел Маркин (Ёж), он же оформитель обложки альманаха «ПаровозЪ»;  прозаик Владимир Кравченко (Москва – Феодосия) –  автор рассказа «Тбилиси – Баку – 86»,  опубликованного в альманахе «Лёд и пламень»;  Вячеслав Егиазаров – председатель Ялтинского отделения Союза российских писателей, автор публикации подборки стихов в альманахе «ПаровозЪ»; Николай Алипов –  редактор отдела прозы всероссийского журнала «Дружба народов», куратор литературной премии СРП имени Владимира Коробова.

Светлана Василенко рассказала о создании альманаха «Лёд и пламень» (Москва; СРП, 2013 – 388 с., ил.). Альманах  ярко показывает, что Союз российских писателей  представляет не просто общественную организацию, а именно – Союз людей думающих, пишущих,  создающих литературные произведения в разных жанрах. Отделения СРП существуют более чем в пятидесяти регионах России и ближнего зарубежья. Поэтому  в первом же номере представлены прозаики и поэты, эссеисты и критики. Главный принцип, которым руководствуется с самого начала редакция, – это бесспорный высокий уровень художественного качества произведений, которые появляются на страницах альманаха. Далее Светлана Василенко сказала:  «Нам очень хотелось вернуться к доброй российской литературной традиции – делать «альманах для чтения», где каждый читатель – любого возраста и любых литературных пристрастий, – найдёт  себе что-либо  «по вкусу».  

У истоков альманаха «Лёд и пламень» стоял ваш земляк, член правления Союза российских писателей Владимир Борисович Коробов. В 2011 году он скоропостижно ушел из жизни и похоронен в Ялте. К его годовщине была учреждена Союзом российских писателей Международная литературная премия имени Владимира Коробова. Первым лауреатом премии стал ваш земляк, ялтинец, поэт Вячеслав Егиазаров».

В память о Владимире Коробове и Людмиле Абаевой (похороненной в Москве (Переделкино) в 2012г.), собравшихся познакомили с их стихами из раздела альманаха «IN MEMORIAM».

Альманах «Лёд и пламень» состоит из нескольких разделов –  это «проза», «IN MEMORIAM», «поэзия», «драматургия», «слово и линия», «наши художники», «обретение пространств», «литературные истории», «качели» (произведения для детей и их родителей), «наши книги», «семейные архивы», «СРП: хроника 2012 года».

Перед собравшимися выступил автор  рассказа «Тбилиси – Баку – 86», писатель В. Кравченко. Владимир поведал о сюжете рассказа, о поисках и находках в различных архивах страны, о своём становлении в литературе.

Представляя второй альманах (Москва; СРП, 2013, – 344 с.), Светлана Василенко отметила, что при составлении второго сборника СРП, где должны быть проза, публицистика, критика, ну и, конечно, поэзия. «Кинули клич по всей России. И вдруг из всех городов  и весей повалили – не романы, не рассказы, не очерки и статьи, а –  стихи, стихи, стихи. Они шли и шли по электронной почте, словно вся обширная территория страны была охвачена некоей природной стихией – ветром, снегом, метелью стихов.

Неожиданно оказалось, что мы живём в насквозь поэтической стране, и для того чтобы по ней передвигаться, нам необходимо было найти средство передвижения, – и это, конечно же, не автомобиль и не самолёт. Вид транспорта должен быть чисто российским, любимым и привычным для всех людей, нашу страну населяющих и пересекающих её с запада на восток и с севера на юг, – вот и получился,  идущий по некрасовской железной дороге, с блоковскими «зелёными» вагонами, «в которых плакали и пели», – поезд и, везущий его за собой – поэтический «Паровозъ».

Поэтическая столица находится не там, где сосредоточена власть, а там, где живёт дух поэзии. Там, где творит поэт. «Паровозъ» идет от города к городу, собирая поэтические земли, собирая поэтические города по весьма отважным и непредсказуемым маршрутам: «Москва – Смоленск – Калуга»; «Тверь – С. Петербург – Калининград»; «Владимир – Нижний Новгород – Набережные Челны»; «Ярославль – Кострома – Вологда – Каргополь»; «Самара – Тольятти – Оренбург»; «Воронеж»; «Пермь – Екатеринбург – Омск»; «Томск – Красноярск –   Иркутск – Братск»…

Всем, кто работал над поэтическим альманахом-навигатором СРП присвоены почётные должности: начальник пассажирского поезда – Светлана Василенко (главный редактор); машинист – Владимир Мисюк (редактор-составитель); кочегар – Виктор Стрелец (составитель); мастер депо – Павел Маркин (Ёж) (обложка, рисунок); диспетчер движения – Екатерина Арт (Омельченко) (обложка, художественное оформление); проводница – Валентина Кизило (литературный редактор).

«В первом номере публикуются стихи поэтов – членов СРП. Но каждый раз «Паровозъ» будет осваивать новые поэтические земли, идти по новым маршрутам, веткам и ответвлениям».

Далее Светлана Василенко призвала поэтов присылать свои стихи для нового номера «Паровоза» и предоставила слово поэту Павлу Маркину (Ёж), который прочёл свои стихи из альманаха. Прочёл свои  стихи и Вячеслав Егиазаров – дважды  лауреат Государственной премии Автономной республики Крым в номинации «литература», и др. литературных премий, пассажир «международного» вагона  новоявленного поэтического альманаха «Паровозъ».

Николай Алипов посетовал на падение уровня  современной литературы, на труднейшее положение выживания современных литературно-публицистических журналов, в их числе и «Дружба народов».  «Но все мы надеемся на то, что положение изменится к лучшему» – в заключение, сказал Николай Алипов.

Как всегда красочно и эмоционально, выступила Алла Васильевна Ханило – заместитель  директора Дома-музея А.П. Чехова в Ялте по музейной деятельности, заслуженный работник культуры Автономной республики Крым, член Ялтинского отделения СРП. Она сообщила собравшимся, что опубликовала за свой счёт два интересных очерка  в специальных выпусках историко-краеведческого альманаха «Старая Ялта», приуроченных к знаменательным датам:  150-летию со дня рождения Марии Павловны Чеховой и к 145-летию со дня рождения Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. Алла Васильевна предложила этот уникальный материал  для печати в альманахах СРП.

Так же А.В.Ханило сообщила о том, что по её инициативе и при поддержке  Сергея Сергеевича Цыганкова, члена-корреспондента Российской Академии Естественных Наук, установлена памятная доска при входе на  бывшую дачу Бушева, улица Набережная им. Ленина  в районе памятника Горькому. Текст на памятной доске: «В этом доме (на бывшей даче Бушева) в сентябре 1898 года жил Антон Павлович Чехов. Здесь бывали: Фёдор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Виктор Миролюбов».

На открытии присутствовали: мэр города Ялты Сергей  Илаш, заместитель головы города Елена Переверзева, начальник управления культуры Лариса Ковальчук, общественность Ялты, ялтинцы и гости курорта.

Ялта – город, в котором, практически, на каждом доме можно закрепить мемориальную памятную доску. Многие выдающиеся люди: писатели, поэты, композиторы, музыканты, художники, артисты, деятели науки и культуры, политики приезжали в наш город на отдых и лечение, жили и работали в Ялте, оставили о себе добрую память. Вот поэтому для грядущих поколений необходимо запечатлеть и оставить эту память на многие, многие годы.

В конце презентации  Светлана Василенко преподнесла в дар библиотеке им. А.П.Чехова по несколько экземпляров новых альманахов и поэтических книг, изданных членами СРП.

Гостей из Москвы душевно поблагодарила за интересную встречу заведующая Ялтинской библиотеки им. А.П.Чехова Татьяна Приступа.

Сотрудники библиотеки поднесли гостям цветы и выразили пожелания о сотрудничестве и дальнейших встречах с писателями России.        

Вот на такой вдохновляющей ноте завершилась презентация альманахов «Лёд и пламень» и «Паровозъ».

Секретарь Ялтинского отделения Союза российских писателей

Татьяна  Парусникова

ОТЗЫВЫ О МЕЖДУНАРОДНОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЧЕХОВСКОМ КОНКУРСЕ «КРАТКОСТЬ – СЕСТРА ТАЛАНТА»

06.05.2013

Елена Тарасова, лауреат Первого Международного литературного Чеховского конкурса «Краткость – сестра таланта» в номинации «Моя жизнь»:

Спасибо большое за премию. Я так счастлива была увидеть Крым и Ялту. В полном восторге. Мероприятие было проведено на высоком уровне. Сначала шли выступления по открытию Чеховской конференции, потом когда начались выступления по Чеховскому конкурсу, весь зал оживился, народ стал интересоваться, где можно почитать произведения лауреатов. Я думала, что это журналисты, потому что переспрашивали фамилии и записывали их в блокноты. Оказалось, что нет. Просто участники конференции. Чеховский конкурс вызвал большой интерес и улыбки на лицах, и живые аплодисменты.

Принимающая сторона, на мой взгляд, тоже была на высоте. Татьяна Парусникова и ее супруг Анатолий Николаевич Лось. Нас везде возили на своем автомобиле, и на конкурс и в Гурзуф на дачу Чехова, и на могилу Владимира Коробова. Меня довезли даже утром до троллейбусной станции, когда я уезжала. И не только меня. Татьяна замечательно готовила, так что даже я со своей диетой не могла устоять. И вообще были радушны, приветливы, душевны. Для меня хозяева стали тоже событием как люди. В музеях их знают как дарителей экспонатов и друзей. В музее Пушкина пианино, ковер еще какие-то предметы подарены ими.

Сотрудники Союза российских писателей - Марина Анашкевич и Катя Гуляева тоже были на высоте. Марина все прекрасно организовала. Заботилась о каждом приехавшем. Во время награждения само мероприятие было продумано и прошло как нельзя лучше. Ну я уже писала об этом. Самые высокие отзывы.Катя очень милая и замечательная.

Владислав Отрошенко подарил мне 2 своих книги по моей просьбе.

Всем от меня привет и наилучшие пожелания.

Спасибо за конкурс!

И вообще идея этого конкурса - просто в яблочко. Конкурс просто обязан быть. И если его продолжать - то может стать очень знаменитым во всем мире.

***

Дмитрий Романов, лауреат Первого Международного литературного Чеховского конкурса «Краткость – сестра таланта» в номинации «Дама с собачкой»:

Замечательна сама идея проведения Чеховского конкурса и конференций в городе, неразрывно связанном с именем писателя. Ялта проникнута тонким одухотворяющим дыханием, оживляющим образы художника. Зелёная чаша, окружённая горами, в которой ночью мерцают огни низеньких каменных домиков, а днём устремляют в бездонные небеса зелёные пики свои кипарисы, затаившийся среди гор оплот тишины и умиротворения, мерно дышащий в ритм прибою – такова Ялта. Затаившийся дол, где среди платановых ветвей, лепных балкончиков, узких мощёных переулков витает смиряющий дух кротости и неги, глубочайшей концентрации и погружения во внутренний океан человеческой души и внутреннего безмолвия – вот и ясно становится, от чего выбор Чехова остановился именно на Ялте. На городе блаженного одиночества. Сам, будучи приверженцем тихого умиротворяющего труда, труда над облагораживанием мира, подобно саду души, труда над приведением в порядок внутреннего хаоса, Чехов увидел в этом городе, словно в зеркале, отражение этих высоких идей.

И помимо выявления искр творческого света, разгребания руды в поисках золотой жилки, целью учреждения конкурса было именно погружение гостей-писателей в ялтинскую атмосферу. Удалось пройтись там, где в своё время прогуливались в размышлениях или предавались внутреннему безмолвию Горький, Бунин, Набоков, Шаляпин где гостил Пушкин (Гурзуф). В этом так же заключается сопричастность, соприкосновение двух времён в одном месте. Ведь недаром Чехова вдохновляли эти тихие аллеи, пёстрые сады, а Пушкина – величественные виды утёсов и моря. Ведь в душах всех людей искусства подобное вызывает схожие благодатные созвучия.

Делегация от Союза писателей, в числе которой находились и лауреаты конкурса, во главе с Мариной Александровной Анашкевич и Владиславом Олеговичем Отрошенко активно участвовала в конференциях, чтениях, посвященных как Чехову, так и крымским писателям и поэтам, посещала музеи, памятные места, велись разговоры о дальнейшем взаимодействии и сотрудничестве. Подобный вид работы органично соединяет в себе тонкие аспекты художественного саморазвития личности, расширение сферы интересов и границ миросозерцания, а так же помогает сохранять и поддерживать живой интерес к национальной культуре, сплачивать художников и их идеи вне зависимости от места их нахождения - в образе человека мира.

***

Валентина Кизило, драматург, член СРП, сотрудник Всероссийского музея им. А. С. Пушкина (С-Петербург, Мойка, 12):

О ЯЛТИНСКОМ GENIUS LOCI

Поездка моя состоялась благодаря  Светлане Василенко, в эти апрельские дни я собиралась ехать совсем в другой город и совсем по другим делам, а она сказала: а почему бы по дороге в Луганск не заехать в Ялту?

И эта ее фраза все решила. И так счастливо для меня и моих товарищей состоялись Ялта, Чехов, Крым, море, Пушкин, а главное – интересные, талантливые  люди и творческая атмосфера этих нескольких солнечных дней и бурно и весело цветущих садов.

И эти чудесные дни подтвердили, что такие конкурсы, такая творческая атмосфера необходимы, что   литература нужна, что люди читают, думают  и хотят думать и читать хорошие рассказы. (По дороге, в поезде «Москва – Симферополь» мы подружились с писательницей Леной Тарасовой, и она как-то застенчиво-задумчиво сказала нам с Толей Богатых, что иногда ей кажется, что вот не нужна же никому настоящая литература и что она стесняется признаться, что писатель, а представляется всем как работник овощной базы, – день спустя именно Лена станет лауреатом конкурса,  разделив первое место с Павлом Маркиным (Ежом) в номинации «Моя жизнь», а Анатолий Богатых получит вторую премию... Это ли не чудесное подтверждение нужды в настоящей литературе?)  

В Крыму была лишь однажды, но в другой его части, Коктебеле, а Владислав Отрошенко позже рассказал, что в молодости он каждый уголок Крыма исходил и исследовал, и впитал в себя этот дивный чудо-остров Крым…

Мне выпала честь и радость вручать дипломы призерам Международного чеховского конкурса от Всероссийского музея А. С. Пушкина, сотрудником которого являюсь, и вот я  с волнением везла дипломы, маленькие подарочки победителям конкурса, и низкий поклон от квартиры на Мойке, 12, – дому и саду Чехова, поклон от легендарного лицейского Genius Loci – ялтинскому ГЕНИЮ МЕСТА, где все овеяно его образом и текстом.

Потрясли узкие улицы, на одной из них (двум машинам не разминуться, да и одна еле проезжает) нас гостеприимно и незабываемо приютили ялтинцы Татьяна Парусникова и Анатолий Лось, которые предоставили нам не только бытовые удобства, но и  задали творческий камертон пребывания в неповторимом южном городе.

Но ехала в Ялту не только как сотрудник музея Пушкина, но с острым тайным желанием если не разгадать, то увидеть чеховский сад (разумеется, непременно белый, светлый, вишневый, как предутренний туман), почувствовать атмосферу, в которой он предсмертно написал такую странную и загадочную комедию, в какой-то восторженной и любовной задыхающейся стилистике, со странными фразами, с этими бесконечными «О мой сад… О моя юность… О…О… О…».

Мама моя в 1953 году ездила к Чехову, и тогда еще была жива Мария Павловна, сестра Чехова, и по дому можно было бродить как по дому, а не как по музею, и сад был не очень-то возделан, каменистая почва, был тогда совсем молодой сад еще. Мы, конкурсанты,  приехали в 2013 году, 60 лет спустя, столько лет прошло. Но ухоженный и разросшийся сад с сохранившимися чеховскими руками посаженными деревьями нам показывала Алла Васильевна Ханило, преемница Марии Павловны и хранительница чеховского дома, и это тоже отдельный сюжет, ради которого стоит успеть приехать в чеховскую Ялту. Успеть, успеть принять и впитать. Увидеть, услышать и запомнить.

Надеюсь, никого я не обидела в этом чудном городе, потому что как только окунулась а атмосферу этого сада и Genius Loci, неожиданно впала вот в этот восторженный задыхающийся лепет, когда вся Ялта, все люди, все товарищи мои – сплошной восторг и «О! О! О!». И только так и могла общаться, междометиями восторга, потрясенная.

Но такие потрясения важны и нужны и питательны.

Низкий поклон Крыму, саду, месту этому, Светлане Василенко, которая предложила мне принять участие в чеховском конкурсе, гостеприимным хозяевам узкой улочки и прекрасного дома Татьяне и Анатолию Лосю, Марине Анашкевич, которая так трепетно читала стихи, поздравляла лауреатов, заботилась о каждом нашем товарище, Владиславу Отрошенко, прекрасному писателю и рассказчику, Кате Гуляевой, украшавшей наше пребывание своей ненавязчивой заботой и красотой. Дима Романов ошеломил: такой внешне сдержанный и такой духовно отзывчивый и талантливый. Сияющая Женя Пьянова, которая приговаривала неустанно, что она такого счастья не ожидала, не ожидала, не ожидала…  Лена Тарасова так удивительно расцвела и похорошела именно в Ялте, и трепетно помню, как ты мне крымское мыло напоследок подарила, Лена («моему редактору», сказала, а я могла в ответ вымолвить только это мое вишнево-садовское «О Лена… о…о…».

Перед отъездом ранним утром мы с Анатолием Богатых пошли к солнечному ялтинскому морю – купаться еще не сезон, но умылись, руки-ноги помочили, камушков набрали, – чтобы непременно хотя бы однажды вернуться на брега Тавриды, в этот прекрасный сияющий и творческий чеховский мир, где вдруг нечаянно обнаруживаешь, что прав писатель, и вся Россия – наш сад…

***

НОВЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРЕМИИ СОЮЗА РОССИЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Татьяна Парусникова

22 апреля в Ялте, в рамках ежегодной Международной Чеховской конференции, проводимой Домом-музеем А.П. Чехова, состоялось вручение наград победителям Международного Чеховского конкурса «Краткость - сестра таланта», организованного Союзом российских писателей. А также вручение первой премии имени Владимира Борисовича Коробова (известного русского поэта, литературного критика, чеховеда), Лауреата первой Всероссийской премии имени Иннокентия Анненского и многих других литературных премий России.

Литературный конкурс «Краткость - сестра таланта» был организован Союзом российских писателей и Домом-музеем Антона Павловича Чехова в Ялте и приурочен к Международной научно-практической конференции «Чеховские чтения в Ялте». Тематика конференции «Мир Чехова: семья, общество, государство» совпала с проектом Союза российских писателей «Золотая цепь», который предусматривает взаимодействие литераторов, библиотекарей, научных и музейных работников.   

Учредители конкурса: Союз российских писателей; Дом-музей А.П. Чехова в Ялте; Литературный институт им. А.М. Горького.

Конкурс действительно получился Международным, в нём приняли участие свыше пятисот представителей из разных городов России, Украины, Крыма, Белоруссии, РСО Алания, Татарстана, Удмуртии, причем, разного возраста: школьники, студенты и взрослые.

В номинации «Каштанка» порадовало участие в конкурсе детей и активная поддержка юных дарований руководителями детских литературных студий (свыше 50-и рассказов о животных). Также короткие рассказы в эту номинацию прислали и взрослые авторы.

В номинации «Дама с собачкой» заявили о себе студенты различных ВУЗов трех стран-участниц. Живо откликнулись рассказами на тему любви студенты – более ста пятидесяти дневных и заочных отделений ВУЗов разных стран.

Более всего творческих работ – свыше двухсот! – было прислано в номинацию «Моя жизнь», где участвовали профессиональные писатели, члены Союза российских писателей и Союза писателей России, представители различных литературных объединений из России, Украины и Белоруссии, а также литераторы-любители. Номинация «Моя жизнь» была посвящена теме семьи, рода, Родине и так совпало, что она, как нельзя лучше, вписалась в главную тему XXXIV Международной научно-практической конференции «Чеховские чтения в Ялте» – «Мир Чехова: семья, общество, государство».

Антон Павлович Чехов создал 254 рассказа. Многие рассказы Чехова занимают не более нескольких страниц. Он обладал особенными совершеннейшими приёмами умения кратко и просто, изображая мелочи жизни, раскрыть и показать глубокое содержание окружающего мира и правдиво нарисовать характеры людей. Антон Павлович в одном из писем брату Николаю пишет: «…Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего». Чехов стремился вызвать благородные человеческие качества в людях своими рассказами, прививая отвращение к любым проявлениям лжи и пошлости.

Взыскательное жюри, председатель которого – Светлана Василенко (Первый секретарь Правления Союза российских писателей); а также Марина Анашкевич (заместитель председателя, куратор литературного конкурса) (Москва), Павел Басинский (Москва), Алексей Варламов (Москва) Галина Дубинина (Вологда), Борис Евсеев (Москва), Вячеслав Егиазаров (Ялта, Крым), Владислав Отрошенко (Москва), Татьяна Парусникова (координатор литературного конкурса) (Ялта, Крым), Татьяна Полетаева (Москва), чётко придерживались чеховского принципа «Краткость – сестра таланта» при оценке работ.

В НОМИНАЦИИ «КАШТАНКА»: ялтинцам особенно приятно, что первая премия (10 тысяч рублей) присуждена Лилии Колодке (псевдоним – Люля Бузинка; Украина, Крым, г. Ялта) за рассказ «Тото»;

Вторая премия – Анастасии Бабуриной (Россия, Самарская обл., Кинель-Черкасский р-н, с. Кротовка) за рассказ «Сонькино горе»;

Третья премия – Алине Кононовой (Украина, г. Донецк) за рассказ «Кукушка» и Даниилу Дресвянину (Россия, г. Вологда) за рассказ «Кактус».

Почётными дипломами конкурса награждены:

Алиса Белоусова (Россия, Республика Северная Осетия, г. Владикавказ, 5лет) за рассказ «Приключения игрушечного лося» – «как самая юная участница Международного литературного Чеховского конкурса» (Дипломом Союза российских писателей);

Евгений Белоусов (Россия, Ростовская обл., г. Шахты) – за рассказ «Шмель и жук» – «за бережное отношение к русскому языку» (Дипломом Литературного института им. А.М. Горького);

Степан Тарасов (Беларусь, г. Минск) за рассказ «Общий дом» – «за композиционную смелость» (Диплом Союза российских писателей).

В НОМИНАЦИИ «ДАМА С СОБАЧКОЙ»:

Первая премия (10 тысяч рублей) присуждена Дмитрию Романову (Россия, Московская обл., пос. Томилино) за рассказ «Наши сети притащили мертвеца»;

Вторая премия – Евгении Пьяновой (Россия, г. Ростов-на-Дону) за рассказ «Крест»;

Евгению Казарцеву (Беларусь) за рассказ «Комод»;

Третья премия – Наталье Ивановой (Россия, Москва) за рассказ «Bаlеna».

Почётными дипломами конкурса награждены:

Валерия Демидова (Россия, г. Нижний Новгород) за рассказ «Интернеточка» – «за современность и искренность» (Диплом Союза журналистов России);

Владислава Войтенко (Украина, г. Киев) за рассказ «Вместе» – «за стилевое разнообразие и яркость образов» (Диплом Всероссийского Пушкинского музея);

Александр Егиазаров (Россия, Москва) за рассказ «Садовник» – «за андерсеновские мотивы в творчестве» (Диплом Литинститута им А.М.Горького).

В НОМИНАЦИИ «МОЯ ЖИЗНЬ»:

Первая премия (10 тысяч рублей) присуждена Елене Тарасовой (Россия, Московская обл., г. Болшево) за рассказ «Александр» и Павлу Маркину (Ёж) (Россия, Костромская обл., г. Мантурово) за рассказ «Всамделишная пятёрка»;

Вторая премия – Анатолию Богатых (Россия, Москва) за рассказ «Проба пера, или Исповедь блудного сына века»;

Третья премия – Владимиру Кравченко (Россия, Москва – Украина, Феодосия) за рассказ «Тени забытых».

Почётными дипломами и специальными призами награждены:

Юрий Петкевич (Беларусь) за рассказ «Счастье» – «за творческую самобытность» (Специальный приз и Диплом от Всероссийского музея им. А.С. Пушкина);

Алиса Поникаровская (Россия, Омск – Москва) за рассказ «История одной куклы» – «за мифологическую составляющую в прозе» (Диплом Союза журналистов России);

Татьяна Гоголевич (Россия, Самарская обл., г. Тольятти) за рассказ «Рождество» – «за хрустальную чистоту чувства и стиля» (Диплом Всероссийского музея им. А.С. Пушкина);

Александр Самойленко (Россия, г. Владивосток) за рассказ «От стены» – «за метафизический прорыв» (Диплом председателя жюри Чеховского конкурса, СРП).

Организационный комитет, в состав которого вошли: Первый секретарь Правления Союза российских писателей Василенко С.В., Директор Дома-музея им. А.П.Чехова в Ялте ТИТОРЕНКО А.А., Ректор Литературного института им. А.М. Горького (Москва) ТАРАСОВ Б.Н., Сопредседатель Союза российских писателей КУРАЕВ М.Н., Управление образования (Ялта) методист МАШКОВСКАЯ В.А – выразили благодарность всем участникам конкурса.

 В будущем году мы отметим 110-тилетие со дня смерти Антона Павловича Чехова, его произведения продолжают волновать, вызывать смех и грусть, заставляют думать, воспитывают чувства правдивости и многие положительные качества в человеке. По многим рассказам Чехова созданы кинофильмы, его пьесы не сходят со сцен ведущих театров многих стран, его книги издаются почти на всех языках мира.

 Очень хочется напомнить высказывание Антона Павловича: «Если вы будете работать для настоящего, то Ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее». Так будем же работать на будущее!

 Союзом российских писателей, к 60-летию известного русского поэта Владимира Борисовича Коробова (который ушёл от нас в 2011г.) учреждена ежегодная Международная литературная премия.

 Владимир Борисович Коробов длительное время жил в Ялте и работал, в Доме-музее А.П. Чехова, в Ялте были написаны им первые стихи, отсюда он призывался в армию, отсюда же уехал в Москву на учёбу в Литературном институте им. А.М. Горького.

 С 2004 года В.Б. Коробов был Секретарём Правления Союза российских писателей. Его стихи публиковались в популярных ведущих литературных журналах: «Новый мир», «Дружба народов», «Континент», «Москва», «Юность», «Иностранная литература», «Грани», «Арион», «Брега Тавриды». Им написаны ряд рассказов, пьес, эссе и рецензий. Он автор поэтических книг: «Взморье» (М., 1991г.), «Сад метаморфоз» (М., 2008г.); автор-составитель книг: «Путешествие к Чехову» (М., 1996г.); «Прекрасны вы брега Тавриды: Крым в русской поэзии» (Москва. 2000г); «А.П. Чехов. Избранные сочинения» (Москва. 2003г.). Владимир Коробов перевёл «Крымские сонеты» Адама Мицкевича и 2011 году стал Лауреатом первой Всероссийской премии имени Иннокентия Анненского. Владимир Коробов является также Лауреатом нескольких престижных литературных премий России.

 Учредители премии им. В.Б. Коробова: Союз российских писателей; Дом-музей А.П. Чехова в Ялте; Литературный институт им. А.М. Горького.

 Председатель жюри премии им. В.Б. Коробова: С.В. Василенко (Москва). Жюри: Н.Л. Алипов (куратор премии) (Москва, Ялта), М.А. Анашкевич (Москва), Л.О. Осепян (Рязань), В.О. Отрошенко (Москва), Т.В. Парусникова (Ялта, Крым), Б.Н. Скотневский (Тольятти), Г.М. Умывакина (Воронеж).

 По единогласному решению жюри литературная премия им. В.Б. Коробова (15 тысяч рублей) и Диплом Союза российских писателей вручены Егиазарову Вячеславу Фараоновичу (Украина, АР Крым, г. Ялта) «за лучшие произведения о Крыме».

 24 апреля, в день рождения Владимира Борисовича Коробова, делегация Союза российских писателей возложила цветы на могилу Владимира Коробова. В рамках ежегодной Международной Чеховской конференции прошел круглый стол, который состоялся в филиале Дома-музея А.П. Чехова - дача «Омюр». Многие из собравшихся лично были знакомы с Владимиром Борисовичем Коробовым. Открыл вечер памяти куратор премии имени В.Б. Коробова Николай Алипов. Множество тёплых слов и воспоминаний о Володе прозвучало в этот день: собравшиеся читали его стихи и свои посвящения поэту.

 Вячеслав Егиазаров поблагодарил за оказанную ему честь стать первым Лауреатом премии им. В.Б. Коробова. Вячеслав рассказал о многочисленных встречах с Владимиром, с друзьями Владимира – поэтами Сергеем Новиковым и Владимиром Куковякиным, прочитал любимые стихи поэта.

Почётными грамотами за большую работу по организации и проведению Первого Международного литературного Чеховского конкурса «Краткость – сестра таланта» награждены: Директор Дома-музея им. А.П. Чехова в Ялте Александр Титоренко;

Куратор Чеховского конкурса от Республики Крым, поэтесса, ответственный секретарь ЯО СРП Татьяна Парусникова.

 УРОКИ  МАЛИНОВСКОГО

04.02.2013

Александр Лейфер

Весь январь, во всяком случае, - его вторая,  «рабочая», половина, для многих омских писателей и любителей литературы прошли, выражаясь фигурально, «под знаком Малиновского». Дело в том, что 2 января с.г. известному омскому прозаику исполнилось бы 80 лет.

Вот, что написало об этом выпускаемое Пушкинской библиотекой краеведческое издание «Знаменательные и памятные даты Омского Прииртышья»: >>>

ИЗ ОМСКА – В СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК. ДАЛЕЕ – ВЕЗДЕ!

22.01.2013

Увы, но «список» талантливых омичей, однажды решивших навсегда покинуть достославный город Омск, только что пополнился. Жительницей Санкт-Петербурга стала замечательная молодая поэтесса и не менее замечательный учёный – член Союза российских писателей, кандидат исторических наук, омичка Елена Чач. Об «учёности» – чуть попозже. Сначала – просто о Елене. 

Ей всего 26 лет. А творческий и жизненный ритмы – в соответствии с XIX веком. Ну сами посудите: в 2002-м (16-летней школьницей) пришла Лена Чач в молодёжное литобъединение при Омском отделении Союза российских писателей – и… И судьба началась! Началась с участия в финале Всероссийского конкурса (литературная премия имени Ильи Тюрина), началась с участия в различных фестивалях и семинарах (включая знаменитые форумы молодых писателей в Липках), началась с Омской региональной молодёжной литературной премии имени Ф.М. Достоевского (поощрительная премия – сначала в 2003-м, потом – ещё раз, спустя пять лет), началась с первых поэтических сборников «Пёстрый ветер» (в 17 лет!), «…И время тянет за рукав»… >>>

ТРАГИЧЕСКАЯ ОШИБКА БУКЕРОВСКИХ СУДЕЙ

Елена Черняева

Мой ответ Ал. Тимофеевскому

«Литературная Россия», №05. 05.02.2010

Получила Ваше послание с комментом в адрес моей статьи, опубликованной в «Литературной России» («Пупунчики и мумунчики, или Несколько штрихов к творческому портрету Татьяны Толстой», № 20, 2009) и посвящённой творчеству двух писательниц – Татьяны Толстой и Ирины Полянской. Привожу реплику целиком, она коротка, но выразительна: «От Татьяны Толстой не убудет – она как была крупнейшей современной русской писательницей (наряду с Петрушевской), так ею и останется. Ей – всё равно, а подруге Вашей – нет. У неё скромный дар, маленький, но миленький голосок, очень дамский, не противный при этом. Зачем же Вы её глушите? Блок всё украл у Балтрушайтиса, Мандельштам у Нарбута, Хлебников у Бурлюка – этот вздор губителен не для того, кто ниспровергается, а для того, кто превозносится. Неужто Вы этого не чувствуете? Злоба, конечно, застит всё – настолько, что пэтэушную шутку про внучку Буратино Вы трижды (!) повторяете в одной статье (один раз, впрочем, с вариацией, называя Т.Т. не внучкой, а внучатой племянницей). Понимаю, что – зависть. Понимаю, что – гложет, мучительно, неизбывно, непереносимо. Всё понимаю. Но подругу – за что?»

Должна сразу признаться: Вы прекраснодушно ошибаетесь и слишком хорошо обо мне думаете, почтенный г-н Тимофеевский.

Всё обстоит гораздо хуже – это не зависть.

Это клокочущая ярость и злость.

Такая же ярость и злость, какая клокочет в любой строке или абзаце текста, выходящего из-под пера Татьяны Толстой (далее в тексте ТТ). Адекватная ей. Ибо действие должно рождать противодействие – тем более действие такое грубое, бесцеремонное, безвкусное.

Немного о причинах, побудивших меня взяться за перо… >>>

ВОЛГА-ВОЛГА-ВОЛГА

Владимир Кравченко

Обложка моего лазерного диска «Волга-Волга-Волга», уместившего около тысячи фотографий, сделанных во время моего плавания от истока реки и до ее устья.

Диск выходит в дополнение к фотоальбому «VOLGA», изданному в 2004 году  Министерством  по  туризму  РФ на  десяти  мировых  языках, кроме  русского  -   на  русский тираж не набралось заявок.

Слайдшоу альбома «VOLGA» (English) -

Слайдшоу лазерного диска «ВОЛГА» (черн):

Часть1.  Исток Волги - Рыбинск :

Часть 2. Ярославль - Чебоксары:

Часть 3. Чебоксары  Хвалынск:

Часть 4. Балаково - дельта Волги:

Книга реки

Владимир Кравченко  

В одиночку под парусом

Есть, наверное, определенная знаковость в том, что это путешествие было осуществлено в последнее лето уходящего столетия. Но так совпало, автор-путешественник не стремился к какому-то пафосному обобщению или подведению итогов, решение вызревало подспудно и явилось результатом благоприятного стечения обстоятельств. Начиналось, как у многих, — с молодежных байдарочных походов, сменившихся увлечением одиночным яхтингом, марафонскими заплывами на маломерных каркасно-сборных судах, удобных в транспортировке и гарантирующих амфибийность твоего существования, т.е. свободу передвижения не только по воде, но и по суше.

 Идея казалась привлекательной: стартовав в мае-месяце с берега валдайского озера Стерж, куда впадает ручей, берущий начало из знаменитого родника у деревни Волговерховье, проплыть на байдарке всю Волгу. Отправившись в плавание и слившись с волжским потоком, я равнялся на одну из ее капель, выбившуюся из родника, вместе с нею я прошел этот путь. Я и был этой каплей — одной из них. За время плавания посетил десятки городов и поселков, сделал свыше тысячи фотографий, познакомился со многими интересными людьми. Впечатления от увиденного складывались в калейдоскопическую картину рубежа 90-х — “нулевых”. Это было мое открытие родины. Еще одно — а сколько таких открытий мы проживаем?..

    …Я спал укрываясь парусом, обедал на парусе, постелив его у палатки на речном песочке, потом натягивал парус на шкаторины и, наполнив его ветром, отправлялся под ним в плавание. Этот розово-белый кусок лавсановой ткани оказался накрепко связан со мной и моим образом жизни. По вечерам в палатке я подносил к лицу угол скомканного грота и, смахивая следы дневной усталости, вдыхал запах зюйда, речной волны, солнечного настоя из дубовых, сосновых, березовых хлоропластов. Он пахнул дымком вечерних костров, рыбацкой зорькой, речным мужским одиночеством. Он пахнул Волгой...

(Продолжение см. на сайте журнала "Знамя" 2008 (№6, 10), опубликовавшего сокращенный вариант первой части моей книги (от истока до Свияжска-Казани).

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА КОРОБОВА

Песня на стихи Владимира Коробова «И море остыло...». Автор музыки и исполнитель – поэтесса Галина Скворцова.

***

Владимир Коробов ушел из жизни неожиданно, в разгар кропотливой работы над антологией «На рубеже веков» (очередной проект Коробова по систематизации современной российской литературы, на этот раз под эгидой Международного сообщества писательских союзов). Он не успел увидеть свою только что вышедшую из типографии книгу в журнале «Город» – «Связующая нить». Не успел помочь множеству талантливых литераторов из провинции, о которых всегда заботился с нереальной для нынешнего времени энергией – критиковал по-отечески, продвигал публикации, содействовал вступлению в СРП…

«Не успел» – это наша, мирская, категория. На самом деле Владимир Коробов успел в своей жизни столько, что грядущим поколениям черпать и черпать. И за школьной партой (блистательные исследования чеховского творчества в органичной, доступной для молодежи форме!), и на кафедре литературных ВУЗов (незаурядное поэтическое наследие В. Коробова, составленные им антологии, многочисленные вдумчивые критические публикации), и… наедине с самим собой – в любом возрасте, пока страдает и радуется «одичавшая, поросшая щетиной» душа.

Приблизится время – и веткой сирени

надломятся грозы и грянут дожди.

Выискивай счастье в таинственной пене

соцветий и молний, не медли, не жди,

спеши: кратковременны юность и радость,

цветущее чудо исчезнет вот-вот.

Жизнь – дар! – не подарок,

жизнь – праздник! – не праздность,

таинственный смысл, а не грубый расчет.

Владимир Коробов, казалось, из прошлого века – тонкая душевная организация, столкновение обидчивости и всепрощения, стремление проникнуть глубже, чем слова, разбередить и успокоить… Дружеская поддержка Владимира неоценима. Уверена, что «литературная провинция» скорбит, потеряв в лице Коробова прочную и очень искреннюю «связующую нить» со столичным литературным миром. И это – мирское.

Позвольте тихо и внятно поблагодарить судьбу за то, что подарила нам талант Владимирова Коробова и его сердце.

О. Валенчиц, г. Тольятти

_________________________________________

Умер Владимир Коробов.

Друг и Поэт.

Я любил его, и он знал об этом.

А более никакого утешения.

О тебе останется не память –

О тебе останется любовь…

Б. Скотневский, г. Тольятти.

____________________________________________

КОМУ – ВОСХОД, КОМУ – ЗАКАТ…

Узнав о внезапной смерти Владимира Коробова, я наугад раскрыла книгу его стихотворений «Сад метаморфоз». Книга открылась на этом стихотворении, на этой строке…

Талантливый поэт, чьи стихи у меня всегда ассоциировались с прозрачными крымскими акварелями Максимилиана Волошина, он и умер в Крыму, в Ялте, там, где похоронены родители и брат.  Возможно, в этом есть высокий смысл – о чем бы ни писал Владимир Коробов, в его классически ясных стихотворениях всегда мерцала, как золотая пыльца в луче света, память о родных берегах, с их томительной жарой и живительными ливнями, чеховской грустью, садами, яблонями, прибоем и мечтами о дне золотом. Он всегда принадлежал этой земле – источнику первого вдохновения, – душою, и она приняла его последний вздох.

Владимир Коробов был замечательным другом, человеком тонких чувств и благородных устремлений. Тольяттинские поэты познакомились с ним в 2000-м году, и прошедшие – больно и странно называть их теперь прошедшими – годы были годами теплого дружеского и творческого общения.

Владимир Коробов был частым гостем журнала «Город», в очередном 31-ом номере которого вышла в рубрике «Книга в журнале» его «Связующая нить». Уверена, она выдержит проверку временем.

На наших книжных полках стоят книги, вышедшие в рамках проектов, которыми руководил Владимир – «Полвека боли и любви» Анатолия Жигулина и двухтомник «Лед и Пламень» – антология поэзии и прозы, изданная под эгидой Союза российских писателей.

На все воля Божья, и Владимир Коробов ушел в таинственный «сад метаморфоз», из ветвей которого невидимый ветер доносил до его чуткого слуха слова, воплощенные им в стихи и в дела. А мы будем утешаться тем, что «слов золотые крупицы лежат на Господних весах».

Е. Карева, г. Тольятти.

  _____________________________

Ушел из жизни большой русский поэт Владимир Борисович Коробов.

Скоропостижно скончался в Ялте, в своем любимом Крыму, о котором написал столько проникновенных строк.

Дружбе тольяттинских литераторов с Владимиром Коробовым более десяти лет. И все это десятилетие стихи Владимира Борисовича, регулярно публикуемые на страницах тольяттинского журнала «Город», навсегда поселяясь в наших умах, сердцах и душах, успокаивали и будоражили, освещали и согревали, дарили надежду…

В уже далеком 2000-ом году, просматривая №8 «Нового мира», прочел стихотворение неизвестного мне автора – Владимира Коробова. Вот оно, это стихотворение:

***
                                                                                Л.

И море остыло. И лодки забыты.
И пляжи до лета фанерой забиты.

Так, значит, как раньше, так, значит, как прежде
вдвоем не бродить на пустом побережье,

так, значит, уже не сбежать нам с тобою
к веселому морю веселой тропою,

не плыть, не лежать на заброшенном пляже,
касаясь волны, словно пенистой пряжи...

Что было — прошло. И все реже и реже
мне верить погоде и верить надежде.

То хрупкое лето волною разбито.
И море остыло. И гавань размыта.

Ржавеют в воде ненадежные сваи.
Кричат о беде перелетные стаи.

Я выйду на зов. Постою на причале.
Прочнее, чем эта, не будет печали.

Пройдет теплоход и вдали растворится.
Ничто не вернется и не повторится.

В ожидании В. Смирнова, тольяттинского писателя и издателя, я несколько раз перечитал раз и навсегда заворожившие меня строки. Когда Вячеслав пришел – я прочитал ему стих и сказал: «Есть же еще настоящие поэты! Посмотри, какая вещь!» (О  другом великане – екатеринбургском поэте Борисе Рыжем, одним пинком загнавшим постмодернистское полчище, заполнившее всю периодику на долгие десять лет, в положенный ему угол я, к стыду своему, вообще ничего не знал). На что Смирнов ответил, что имя автора ему ничего не говорит, а стихотворение великолепное. А через год на презентацию очередного журнала «Город» из Москвы приехала представительная делегация СРП. На литературном вечере к микрофону вышел невысокий, худощавый молодой мужчина и тихим, но уверенным голосом стал читать стихотворение за стихотворением… Я сидел в отдалении и, признаться честно, не все разбирал. Как вдруг услышал когда-то заворожившую меня интонацию… После выступления я подошел к поэту и спросил: «Вы Коробов? И море остыло? И лодки забыты?..». Он ответил: «Да». Так состоялось наше знакомство, скоро переросшее в дружбу. И эта дружба подарила нам множество новых дружб: Владимир Коробов, являясь секретарем СРП, заочно, а затем и очно знакомил нас, тольяттинцев, с поэтами и прозаиками из малых и больших российских городов. Рекомендовал и настаивал на публикации того или иного талантливого автора, был той самой связующей нитью, крепкой, честной, надежной. И, наверное, совсем не случайно его последняя прижизненная публикация в журнале «Город» так и называется – СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ. А открывается она следующим стихотворением, своего рода напутствие всем нам, тщетно пытающимся перестроить свою бедную душу на безжалостный капиталистический лад:

* * *

Приблизится время – и веткой сирени

надломятся грозы и грянут дожди.

Выискивай счастье в сиреневой пене

соцветий и молний, не медли, не жди,

спеши: кратковременны юность и радость,

цветущее чудо исчезнет вот-вот.

Жизнь – дар! – не подарок,

жизнь – праздник! – не праздность,

таинственный смысл, а не грубый расчёт.

Время съедает все, или почти все. Оно всесильно, но и память всесильна. Слабая человеческая память…

Тольяттинский поэт Виктор Стрелец в рецензии на книгу Владимира Коробова «Сад метаморфоз» написал: «Поэзия Владимира Коробова – навернувшиеся на глаза, как увеличительные линзы, слезы»…

Навернувшиеся на глаза слезы высушит ветер. А память останется. Ибо память всегда права.

В. Мисюк, г. Тольятти

***

«ЛЁД И ПЛАМЕНЬ»

Рецензии на антологию

Среда, 06 Апреля 2011 г.

Logosky

Книга жива читателем. Истина эта очевидна: только появилась на книжных прилавках России великолепно изданная антология современной русской прозы и поэзии в 2-х томах «ЛЁД и ПЛАМЕНЬ» (М., Союз российских писателей, 2009)  как тут же попала в  список изданий, имеющих высокий читательский спрос. И это не удивительно – стильный двухтомник, дающий срез современной русской литературы, где представлены не только широко известные прозаики и поэты –  Виктор Астафьев, Руслан Киреев, Валерий Попов, Алексей Варламов, Евгений Рейн, Анатолий Жигулин, Владимир Соколов, Олег Чухонцев, Иван Жданов, но и талантливые авторы из российской глубинки: Олег Ермаков, Светлана Кекова, Алиса Поникаровская, Нина Горланова, Владимир Краковский, Олег Глушкин, Владимир Мисюк, Борис Скотневский, Владимир Макаренков, Александр Лейфер, Владимир Крюков и многие другие.  Весь текст

ПРИГЛАШЕНИЕ К «СОРАБОТНИЧЕСТВУ»

Александр ЛЕЙФЕР, председатель Омского отделения Союза российских писателей

Сайт Кемеровской и Новокузнецкой епархии

Если бы в начале марта кто-нибудь сказал мне, что в самом ближайшем будущем мне предстоит сидеть за одним столом с людьми в рясах и камилавках, обсуждать с ними литературные вопросы, принимать совместные решения, – я бы по думал, что этот «кто-то» пытается со мной не очень удачно шутить... Но произошло именно так. Впрочем, все по порядку…

Мои бабушки и дедушки – как по материнской, так и по отцовской линии – искренне верили в Господа: одни ходили в Никольско-Игнатьевскую церковь на 9-й Ремесленной, пока власти не превратили ее в кино- театр «Экран», другие посещали Старую синагогу на Лагерной (Маршала Жукова) улице, пока она не сгорела… Бабушка Глафира Алексеевна, с которой я все детство прожил под одной крышей, провожая на очередной экзамен, осеняла меня крестным знамением – прямо поверх пионерского галстука, а позже – комсомольского значка. А другая бабушка, Эстер Яковлевна, когда я приходил к ней в гости, угощала фаршированной рыбой, цимесом и орехами в меду. Мои папа и мама преподавали в Казахском педагогическом училище, расположенном на улице МОПРа (Гагарина), и отношения их с Творцом были уже никакими. На религиозные темы они никогда со мной не разговаривали, книг Священного Писания или Талмуда в своей довольно обширной библиотеке не держали. В результате я вырос не то чтобы атеистом (в этом слове меня всегда сильно смущала категоричность буквы «а»), но человеком, к религиозным вопросам равнодушным. Хотя Библия, Тора и даже Коран в переводе академика Крачковского занимают в моем книжном шкафу почетное место: воспринимаю эти великие книги как замечательные по своей мудрости литературные памятники. Религиозные чувства других людей я искренне уважаю, но в споры с ними никогда не вступаю – пусть и дальше продолжают думать, что там, откуда еще никто не возвращался, у них будет что-то еще, какое-то продолжение. Наш земляк Леонид Мартынов даже воскликнул по этому поводу: «А если смертью все кончается, то нечего и начинать!..».

Однако пора прекращать затянувшееся (но необходимое) вступление, пора переходить к сути дела. В конце минувшего года в храме Христа Спасителя состоялась презентация Патриаршей литературной премии имени Кирилла и Мефодия, на которой Патриарх произнес такую замечательную речь, что, будь у меня такая возможность, процитировал бы ее целиком. Впервые за всю историю Русской Православной Церкви она обращается к нам, многогрешным российским писателям, с призывом к «соработничеству». Новая премия учреждена «для поощрения писателей, внесших существенный вклад в утверждение духовных и нравственных ценностей в жизнь современного человека, семьи и общества». И, с сожалением говоря о том, что «сегодня преобладают литературно-художественные тексты весьма сомнительного содержания и ценностной ориентации», Патриарх напоминает: писатель должен «содействовать своим творчеством возвышению человеческой личности». Для меня, человека, как уже было сказано выше, нерелигиозного, не менее важно и другое – то, что призыв этот звучит не стороны светской власти, а со стороны Церкви. Светская власть за два минувших десятилетия новейшей российской истории, наоборот, сделала немало, чтоб отодвинуть литературу на обочину общественной жизни. Может, потому, что нынешнему режиму безразлично, «воспевают» его или критикуют? Профессии «писатель» нет в соответствующем государственном реестре. Трудовой стаж за литературный труд с 1990 года не засчитывается, и, допустим, если бы в Вёшенской по-прежнему жил сейчас нобелевский лауреат Михаил Шолохов и дописывал бы свой роман «Они сражались за Родину», официально он считался бы… безработным, так как отчислений в пенсионный фонд от него бы не поступало. Нынешняя власть «перевела» вчерашних «властителей дум» и «инженеров человеческих душ» в члены так называемых «общественных организаций», и нынешние писатели юридически равно- ценны, например, членам клубов филателистов или, допустим, обществ собаководов. Цензура упразднена в том же 1990 году, и над ухом больше никто не дышит (помните мольбу Александра Твардовского: «Не стойте только над душой, над ухом не дышите!»?). Изданы такие вещи, о которых мы и мечтать когда-то не могли. Но оболваненное Интернетом и телевидением население читает сегодня не это, в рейтинге продаж первые места прочно занимают «одноклеточные» книги…

Вот против этого и направлен пафос «Слова Предстоятеля Русской Церкви на первом заседании Палаты попечителей Патриаршей литературной премии имени святых равноапос- тольных Кирилла и Мефодия» – таково официальное название данного документа, который, на мой взгляд, может стать узловым, поворотным в современном литературном процессе (htpp://www.patriarchia.ru/db/ print/1 68 57.html).

С большим удовлетворением констатирую, что первым отреагировал на обращение Патриарха Союз российских писателей, состоять в котором я имею честь. СРП организовал межрегиональную конференцию «Нравственные, эстетические идеалы и духовная культура христианства в современном литературном процессе», которая проходила в Кузбассе с 14 по 16 марта этого года. На конференцию приезжали известный писатель Алексей Варламов – член экспертного совета Патриаршей литературной премии имени Кирилла и Мефодия (Москва), сопредседатель СРП Арсен Титов (Екатеринбург), председатель Томского регионального отделения СРП Владимир Крюков, председатель Томского отделения Союза писателей России Геннадий Скарлыгин и автор этих строк. В разговоре приняли участие кемеровские и новокузнецкие писатели (см. пресс-релиз о конференции на сайте Омского отделения СРП – http://www.srpomsk.ru/404.html).

Меня по-хорошему удивила и деловая реакция на Слово церковных деятелей Кузбасса. Принимавший нас 15 марта епископ Кемеровский и Новокузнецкий Аристарх (между прочим, в прошлом – горный инженер) обратился к литераторам не просто с общими приветственными словами, а с конкретным предложением. На его рабочем столе лежала только что принятая от художника икона, изображающая 9 новомучеников земли кузнецкой – людей, загубленных за веру в годы коммунистического режима. Сегодня о большинстве из них известно крайне мало. Епископ Аристарх предложил писателям создать коллективную документально-художественную книгу об этих людях. Все расходы по сбору материалов, подготовке текста книги и полиграфическому ее исполнению епархия намерена взять на себя. …

То есть высшие церковные иерархи обращаются к нам, литераторам, с конкретными творческими предложениями. В отличие от представителей власти светской, к которой, наоборот, то и дело обращаются с различными просьбами писатели. Просят, например, оказать поддержку российским «толстым» литературным журналам, не вышвыривать на улицу редакцию «Нового мира» из занимаемого ею помещения, принять наконец Федеральный закон «О гарантиях творческой деятельности в сфере литературы и искусства» (теперь его проект называется так, а вообще речь о данном законе идет уже чуть ли не два десятка лет)… Так неужели мы не отзовемся на это уникальное, знаковое предложение?!

Омск – Кемерово – Новокузнецк – Омск, март 2011

 ОБ АНТОЛОГИИ «ЛЁД И ПЛАМЕНЬ»

Книга жива читателем. Истина эта очевидна: только появилась на книжных прилавках России великолепно изданная антология современной русской прозы и поэзии в 2-х томах «ЛЁД и ПЛАМЕНЬ» (М., Союз российских писателей, 2009) как тут же попала в список изданий, имеющих высокий читательский спрос. И это не удивительно – стильный двухтомник, дающий срез современной русской литературы, где представлены не только широко известные прозаики и поэты – Виктор Астафьев, Руслан Киреев, Валерий Попов, Алексей Варламов, Евгений Рейн, Анатолий Жигулин, Владимир Соколов, Олег Чухонцев, Иван Жданов, но и талантливые авторы из российской глубинки: Олег Ермаков, Светлана Кекова, Алиса Поникаровская, Нина Горланова, Владимир Краковский, Олег Глушкин, Владимир Мисюк, Борис Скотневский, Владимир Макаренков, Александр Лейфер, Владимир Крюков и многие другие. Издательский проект вполне себя оправдал: антологии всегда в цене, всегда в моде. Составителями тома «ЛЁД» стали мастера современной прозы Светлана Василенко, Борис Евсеев, Михаил Кураев; тома «ПЛАМЕНЬ» - мастера современной поэзии Людмила Абаева, Владимир Коробов, Юрий Кублановский.

Положительные отзывы на антологию появились в периодических изданиях Москвы и Санкт-Петербурга, Тольятти и Смоленска, Омска и Калининграда, Красноярска и Владивостока… Мы предлагаем вниманию читателей избранные высказывания об этом уникальном издании – эссе Михаила Кураева (Санкт-Петербург), Юрия Кублановского (Москва), Светланы Романенко (Смоленск), Ольги Валенчиц (Тольятти), Дмитрия Пэна (Джанкой, Автономная Республика Крым).

Два тома современной русской прозы и поэзии, впервые широко представляющие Союз российских писателей, объединены заново осмысленными пушкинскими строками: «Они сошлись. Волна и камень, // Стихи и проза, лёд и пламень…»

* * *

Михаил КУРАЕВ

   КТО – МЫ?

Где та литература, что ведет сегодня честный, прямой разговор с читателем о жизни подлинной, не выдуманной, литература, стяжавшая в иную пору авторитет, к примеру, журналу «Новый мир» времен Твардовского и Залыгина?

Вот она - перед тобой, уважаемый читатель.

Никуда она не делась, совестливая отечественная литература. И не случайно, конечно, в обширном списке авторов, участвующих в томе прозы антологии «ЛЁД И ПЛАМЕНЬ», читатель узнает тех, с кем не раз встречался на страницах «старого» «Нового мира»: Виктор Астафьев, Андрей Битов, Светлана Василенко, Руслан Киреев, Алексей Варламов…

После знакомства с составом этого сборника я пришел к убеждению, что едва ли не большинство включенных в него рассказов и небольших повестей могли бы занять достойное место на страницах литературных журналов, в трудную пору поддерживающих честь и достоинство нашей литературы.

 «Уж не собрание ли сочинений литературных «староверов» предлагает мне эта книга?» - подумает осторожный читатель, ожидающий трезвого и проницательного писательского взгляда в день сегодняшний, а не вчерашний, ищущий новых впечатлений, ищущий новой жизни на страницах выходящих сегодня книг и журналов.

Она и есть в этой антологии – новая жизнь!

Та жизнь, что простирается за пределами следственных кабинетов и тюремных камер, банкирских контор и вилл скороспелых миллионеров, не оглушающая криминальными сюжетами, эротическими приключениями и странствиями в краях, где никто никогда не жил и жить не будет.

А вот за пределами пространств, ставших полем литературной экзотики, как раз и лежит огромная, поистине необозримая территория, где живем мы с вами, дорогой читатель.

Кто – мы?

 Да те, кто живет не на проценты с чужой глупости и доверчивости. Те, кто не покупает на падающие с неба деньги нефтяные скважины и морские порты, кто не нанимает киллера, чтобы расправиться с соседом, не желающим выносить мусор дальше парадного… Мы не покупаем самолет, чтобы лететь к коварной красавице на свидание на Майорку, а берем у соседки по общежитию брюки и кофточку и мчим на край света за своим единственным на всю жизнь (Светлана Василенко «Откуда у тебя этот шрам?»)… Мы – это те, кто помнит свою вину перед близкими и дальними (Александр Ягодкин «Жизнь невпопад»), кто хранит память о наших стариках и старухах, без ропота на судьбу доживающих свой нелегкий век (Надежда Васильева «Три копейки, две копейки – пятачок»). Те, кто день за днем несёт и сегодня бремя одиночества и не позволяет тирании будней властвовать над душой (Марина Шляпина «Близь и даль»). Те, кто улыбкой, обращенной и на себя, защищается от навала житейской пошлости (Павел Басинский «Исповедь графомана», Валерий Попов «Автора!», Нина Горланова «Водоканальи…»). Мы – это те, кто в занесенном снегом приволжском городке внутренним взором вместе со снежными вихрями летит, обнимая остывшую бесприютную землю, готовый согреть ее своим дыханием, теплом своего сердца (Николай Смирнов «Метель в уездном городе»)…

Может быть мы – это и есть Россия?

Не слишком ли горделивое и чрезвычайно обязывающее предположение?

Да ведь как сказать?..

 Может быть, именно сейчас, когда столько сил и уменья прикладывается к тому, чтобы размыть, объявить историческим недоразумением, а потом, глядишь, и смыть, и вовсе вытравить из сознания само понятие «Россия», - самое время оглянуться на себя самих, серьезно и не суетливо обозреть пространство наших душ, заглянуть в глаза наших доверчивых мужиков (Юрий Некрасов «Пьяные сны Леонида Гуляева»), приглядеться к браконьерам, расхитителям земных даров (Виталий успенский «Бобры») и даров небесных (Татьяна Тайганова «Придет понедельник)…

И не на пустырях родилась эта литература, вот мелькнула тень Гоголя (Лариса Оленина «Сутенки»), уроки Юрия Тынянова блестяще освоены Владиславом Отрошенко («Дело об инженерском городе»). Не дает зарасти тропам, натоптанным Юрием Казаковым в российских междуречьях, младший брат по перу Виталий Успенский. Арсен Титов («Гератская дорога») так освоил теряющиеся за горными хребтами дороги Кавказа, словно проводником его в этих горах был сам Фазиль Искандер…

И вихри новых литературных веяний, сметающих прежние «табу», то нескромно приподнимающие края одежд, то кружащие голову причудливой вязью слов, достают и Рязань, и Владимир, и Тольятти. Всем нормам современной европейской новеллы отвечает беспощадная в своей искренности повесть Алисы Поникаровской «Свадебный марш из Матросской Тишины».

Рядом с именами давно известными читатель встретит немало новых для себя имен, а главное, как мне кажется, получит редкую по нынешним временам возможность обозреть обширные пространства, где произрастает и поныне достойная русская проза.

Вот «география» тома «ЛЁД».

Тридцать из сорока авторов живут не в Москве, только двое в Питере, Трое в Тольятти, по двое авторов представляют Владимир, Воронеж, Омск, Смоленск, Вологду, еще по одному – Красноярск, Петрозаводск, Пермь, Калининград, Иркутск, Ростов-на-Дону, Владивосток, Челябинск, город Мышкин (Ярославская область) и город Кораблино (область Рязанская)…

Что же объединяет авторов, придерживающихся каждый своей писательской манеры, разделенных и возрастом, и судьбами, и обширным пространством?

Ответ прост: сборник представляет читателю Союз российских писателей, представляет не в декларациях, не в программных заявлениях и манифестах, не в опровержении своих оппонентов, не в литературной междоусобице, до которой дела нет ни читателям, ни издателям. Лицо каждого творческого Союза – да, конечно, это имена, но в первую очередь, так сказать, продукт, в данном случае – литература. И читателю самому судить о качестве этого продукта.

Признаться, нам и самим интересно обозреть свои ряды, попытаться вот так, воочию, увидеть и понять, что же нас объединяет и объединяет ли, кроме членских билетов и приверженности принципам добра и справедливости, верности не шуточному назначению литературы.

Мне кажется, читатель непременно заметит в представленных сочинениях достаточно строгий вкус, отсутствие пошлости, ставшей непременной приманкой для невзыскательного обывателя, игры на низменных инстинктах. И еще. Как ни пытаются объявить интеллигенцию и интеллигентность анахронизмом, но вот же – целый сборник прозы, удовлетворяющий именно этому интеллигентному стилю жизни и творчества. А интеллигентность – это прежде всего уважение к «другому», отсутствие агрессии, назидательности, наставничества в отношениях с читателем.

Сегодня нас с вами, и пишущих, и читающих, пытаются уверить в том, что в литературе уже «все было», не было разве что безоглядной свободы, когда все дозволено и ничего не запрещено.

Ну что ж, предположим, что в литературе «все было», но пусть над сочинительством небывалого и невозможного трудятся, кто умеет… Наверное, здесь все-таки речь о литературе производной от другой и других литератур – да, там все было.

Но пока жизнь не остановилась, пока она преподносит нам день за днем новые испытания, новые печали и радости, пока человеческое сострадание, сочувствие, любовь и долг, способность разделить чужую боль будут для людей не только словами, - останется литература, не убегающая от жизни, но идущая рядом с читателем реальными земными путями, помогающая спасти душу живую, устоять под напором всяческого рода нежити.

* * *

  Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

СЛОВО ОТЗОВЕТСЯ

Стоит ли жаловаться, что время для поэзии сейчас не простое. Впрочем, «простым» оно было разве что в Серебряном веке. Тогда агонизирующее в канун исторической катастрофы общество буквально упивалось – словно напоследок – поэзией, порой весьма ядовитой. Другой вариант столь же лихорадочного поэтического ажиотажа повторился через полвека – в начале 60-х годов. Можно заметить, что при такой массовости аудитории и спросе на лирику, каждый раз словесная бутафория сгоряча принималась порой за живое слово…

А те процессы, что в современной поэзии не просто настораживают, но уже и вызывают культурный протест, народились еще давно, еще при советской власти. В 1984 году в замечательном эссе о Пушкине Александр Солженицын предупреждал: «Уже целая литературная ветвь практически “работает на снижение”, развалить именно то, что в русской литературе было высоко и чисто. Распущенная и больная своей распущенностью, она силится представить всеиронию, игру и вольность самодостаточным Новым Словом».

 Однако в ту пору совковая цензура, больше всего, как известно, ценившая в искусстве «борьбу хорошего с лучшим», заодно с искренним и бескорыстным свободным творчеством попридерживала под своим намордником и ту литературную гарь, на которую указал Солженицын.

Но намордник вдруг отвалился – и, как чуть ли не единственная альтернатива соцреалистической лжи, на поверхность выскочили именно чертики постмодернизма, беззастенчивые, крикливые, карьерно спешащие наводить мосты с простодушными и либеральными западными славистами (которые сами, будучи, в основном, детьми анархичной «сексуальной революции» 1968 года, клюют как раз на такое). Прежде всего потребовали они тогда избавить нашу литературу от «бациллы учительства», насадить «русские цветы зла», а свои потуги самонадеянно выдавали за свежее и монопольное слово новой литературы. Плоский сарказм, богохульство, матерок и брезгливое отношение к духу отечественной истории – компоненты данного литературно-коммерческого движения в никуда. Такая литература, в которую не надо вдумываться и вчитываться, как раз и пришлась по вкусу массмедиа, болтливым критикам и околоолигархической тусовке в целом. Аляповатая картина посттоталитарной культуры…

Утвердиться ей оказалось тем проще, что на другом полюсе – добросовестный лирический традиционализм все стремительней вырождался в эклектику. От «благонамеренности» лирических текстов в патриотических литературных изданиях сводило скулы: настолько были они – в своей основной массе – не интересны, беспомощны. Рушатся, можно сказать, миры, а данная поэтика делает вид, что ничего не случилось. Прямо скажем, постмодернисты оказались все же пассионарнее, а потому энергичнее, при этом сообразуясь с мировой конъюнктурой.

Но всегда были и есть поэты – которые, следуя своему дару, почитали ниже своего достоинства подлаживание к житейской и культурной реальности, а уж тем паче самопиар. Ведь и в самые неблагоприятные для поэзии времена в отечестве нашем теплилась независимая литературная жизнь, не ушла атмосфера литобъединения, студии, семинара, не была забыта русская классика, а поиски нового не связывались с непременным успехом. Географический и стилеобразующий диапазон поэтического тома антологии «Лёд и Пламень» – верное тому подтверждение. Культурная жизнь России, как сердце, бьется даже и под бессовестным наплывом масскультуры и тех образцов, которые порой назойливо навязывает столица.

 Время для поэзии еще и потому не простое, что стихотворение требует, ждет неспешного, многократного прочтения, требует не навязчиво, – деликатно, с верной перспективой наслаждения гармонией, красотой – но все-таки это требование, необходимое для полноценного постижения. А современный обыватель ищет, чтобы его развлекали, не требуя ничего кроме натуральной платы за удовольствие. Его сознание становится все более клиповым, не способным к протяженному постижению. Он ищет ставших необходимыми адреналинчика и порнографического момента. Он уже позабыл, отвык (а, точней, по молодости уже и не привыкал), что искусство ждет чистого жара сердца, закаляет, а не разрыхляет характер, делает личность моральнее и духовно сильнее. Поэт приходит в «мир» с искренним самоотверженным словом, драматичным, порою тяжким – но, несомненно, с целительным. Словом, зовущим верить Богу, любить Отечество. И чувствовать ответственность каждого перед всеми. Всё это не архаичные «русские комплексы» – а сущностные, необходимые составные настоящей нашей поэзии. Вспомните пушкинские «Маленькие трагедии» или «Медного всадника» – как там неспокойно; там такая бездна смысла, что туда страшно заглядывать. А все равно –

с в е т л о.

 Вот она, высшая тайна поэзии!

 Но разве культура ХХ1 века предполагает такое? Она последовательно моделирует

с в о е г о человека. А бескорыстные, искренние поэты в ее координатах – нелепый анахронизм. В современных потребительских обществах, к которым в общем-то и примкнула Россия в послесоветское время, не представим уже лирик глубины Эдгара По, Лермонтова, Бодлера. Измельчал человек, превратился в автоматическую марионетку прогресса.

 Хотя правда и то, что в России – поэзии всего лишь два с небольшим века; словесные по крайней мере, ресурсы ее до конца не вычерпаны.

 Но с другой стороны – катастрофически подорван поэтический генофонд. Со сколькими мастерами расправился советский режим! Скольких подмяли 90-е годы! Думаю, едва ли не любой интеллигент согласится, что читает теперь стихов много меньше, чем раньше, что относится к ним без прежнего жара. И порой ловишь себя на мысли: да существует ли еще читающая Россия как культурное целое? Быстро уходит из сознания непоколебимая прежде убежденность в предназначении. А без нее какая ж поэзия?

 Убережется ль в такой катастрофической ситуации лирическое слово? Я, например, нашу родину без поэзии просто не представляю. То будет совсем, совсем другая страна, жесткая, нехорошая.

 Данный том можно рассматривать еще и как смотр лирических сил – прощальный? Или многообещающий? – покажет будущее. Найдутся ль, придут ли те, кто возьмется подхватить эстафету? Во всяком случае в объеме этих страниц ничего не преувеличено и не преуменьшено, добросовестная поэзия наших дней именно такова. Есть, разумеется, еще немало ярких самобытных поэтов и вне этой книги. Как важно нам всем чувствовать солидарность…

 Уже подзабыто слово – ответственность. Но мы с нею в доле.

* * *

 Светлана РОМАНЕНКО

     ЗОЛОТЫЕ КРУПИЦЫ СЛОВ

 Уже в названии томов антологии Союза российских писателей, отсылающем читателя ко второй главе «Евгения Онегина» (книга прозы называется «Лёд», поэзии – «Пламень»), угадывается заявка на определённый уровень. Уровень вошедших в антологию произведений действительно высокий, несмотря на то, что здесь представлены не только известные писатели – Виктор Астафьев, Андрей Битов, Руслан Киреев; поэты – Анатолий Жигулин, Владимир Соколов, Юрий Кублановский, Евгений Рейн, Олег Чухонцев, но и новые для читателя имена. Из сорока прозаиков, произведения которых составили первый том, в Москве живут лишь десять. Остальные – из Воронежа, Тольятти, Петербурга, Омска, Челябинска, Владимира, Смоленска, Вологды, Красноярска, Перми, Калининграда, Петрозаводска, Иркутска, Владивостока, Ростова-на-Дону и других городов России. То же самое – в томе поэзии. Литературные школы и направления также разные. Формально всех объединяет принадлежность к одной творческой организации – Союзу российских писателей. Но не только это. Сознательно или невольно составителями антологии предпринята попытка, как пишет в предисловии к первому тому петербургский прозаик Михаил Кураев, «оглянуться на себя самих, серьёзно и не суетливо обозреть пространство наших душ…», с тем, чтобы ответить на давно назревший вопрос, имеем ли мы право сегодня говорить о некой духовной общности, обозначаемой понятием «Россия»…

 Однажды, в начале 90-х годов прошлого столетия, примерно в то время, когда в стране внезапно проснулось дремавшее доселе национальное самосознание, когда горячо обсуждались фильмы Станислава Говорухина «Так жить нельзя», «Россия, которую мы потеряли» и «Великая криминальная революция», мне довелось услышать объяснение, что означает каждый из цветов российского триколора. До сих пор не знаю, было такое толкование когда-либо официально принято или это легенда, но в память мне врезалось, что белый цвет российского флага символизирует чистоту души русского человека…

 Так ли уж он изменился в главном, сегодняшний герой русской литературы? Однозначно сказать трудно. Вот молодой мужик Петька, тракторист и комбайнёр, на все руки мастер, из рассказа смоленского прозаика Вилена Сальковского «Вода». Взявшись было выполнить предсмертную просьбу старика-тестя – привезти родниковой воды из той криницы, что в бывшей деревушке, где старик родился, он останавливается на полпути и поворачивает обратно: «Порюсь попусту, а старик, когда хочешь коньки отбросил… Кому будет вода? Пёхом – это мне час туда, час оттуда! Приволоку – да и зря… Наберу в посёлке, в колодце у речки… Погоняй! А то хуже наделаешь: ни своей не попьёт, ни этой…» Старик однако воды дождался, и голос совести тревожит Петьку, хотя и недолго. Или взять главного героя рассказа Левона Осепяна «Коммерческий рейс» водителя первого класса Егора Прончука. Честный и правдивый человек, вынужденный по слабости характера подчиняться алчной своей жене, идти против собственных жизненных правил, он воспринимает автомобильную катастрофу на горной магистрали и собственную гибель как избавление и возвращение на круги своя. С другой стороны, симпатичные, положительно характеризующиеся по месту службы милиционеры, при виде больших денег в руках предпринимателя-азербайджанца, который едет за товаром, не задумываясь о возможных последствиях, решаются на вымогательство, а встретив противостояние, и расправу (Михаил Кураев «Спальный вагон прямого сообщения»).

 А вот кузнец Гуляев - герой повести Юрия Некрасова «Пьяные сны Леонида Гуляева» с его простодушием и привычкой во всех бедах винить только самого себя вполне мог бы быть персонажем Куприна или Лескова. Лишь новые «хозяева жизни», всеми правдами и неправдами скупающие в черте города старенькие дома, да бомжи на помойках свидетельствуют о том, что действие происходит в наши дни. Чистая душа – и безымянная героиня рассказа Татьяны Тайгановой «Придёт понедельник» с её надеждой на простую человеческую радость.

 Одна из примет сегодняшней российской жизни - «ушибленные» локальными войнами персонажи. Это относящийся ко всему подчёркнуто серьёзно, ретиво муштрующий студентов майор Мамыкин (Алексей Варламов «Присяга»). Или обитающий в подмосковных Мытищах глухой полусумасшедший гастарбайтер из бывшей Югославии по прозвищу Рабсила (Борис Евсеев «Мясо в цене!») с его размышлениями об очищающей сути Великого поста и острозаточенным колбасным ножом, который он, не задумываясь, пускает в ход: будь то ряженый по случаю Масленицы налётчик или вдруг показавшиеся лишними собственные пальцы. Россия в его восприятии - это карнавал нищих, вороватых, убогих, который одновременно и отталкивает, и притягивает к себе.

 А Владимир Кантор в рассказе «Библиофил» затрагивает во все времена важную для литературы тему взросления героя: не столько воспитания чувств, сколько, если можно так сказать, идентификации личности. Сюда же примыкают «Лионский дилижанс» Владимира Краковского – отрывок из романа «Боря. Жизнеописание» и рассказ «Другой город» Руслана Киреева.

 Поразили блистательные дневниковые заметки на темы искусства Юрия Карякина. В полном соответствии с названием («Уколы мысли») в них много примечательного. В частности, два письма о духовно-художественном родстве Достоевского и Микеланджело, автором которых является внук М.И. Кутузова – Феофил Матвеевич Толстой, музыкальный критик и высокий чиновник цензурного ведомства. А особенно хороша главка о «Чукоккале», название которой «Весёлое и трагическое завещание последнего возрожденца».

 Словом, полновесная, качественная современная проза.

 Ещё более разнообразны темы поэтического тома антологии. В предисловии к нему Ю. Кублановский пишет: «Поэт приходит в «мир» с искренним самоотверженным словом, драматичным, порою тяжким – но, несомненно, с целительным. Словом, зовущим верить Богу, любить Отечество. И чувствовать ответственность каждого перед всеми. Всё это не архаичные «русские комплексы» - а сущностные, необходимые составные настоящей нашей поэзии». Но это так должно быть. Отнюдь не склонный к обольщениям относительно сегодняшней культурной ситуации в России, автор предисловия продолжает: «Думаю, едва ли не любой интеллигент согласится, что читает теперь стихов много меньше, чем раньше, что относится к ним без прежнего жара. И порой ловишь себя на мысли: да существует ли ещё читающая Россия как культурное целое? Быстро уходит из сознания непоколебимая прежде убеждённость в предназначении. А без неё какая ж поэзия?»

 Невольно зацепившись за эти слова, я читала книгу «Пламень» под определённым углом зрения - проследить, насколько вообще сегодняшнюю поэзию занимает вопрос о своём предназначении. Как оказалось, занимает. Выражается это разными способами. Осмыслением себя в ряду знаковых для отечественной литературы имён. Ощущением, говоря словами Давида Самойлова, «рукоположения в поэты». Взять, к примеру, «У могилы Ахматовой» Людмилы Абаевой, «Куда как мы звонкоголосы…» Леонида Григорьяна, «Какая грусть! Но, впрочем, это…» Александра Трунина и др.

Или обращение к «пресловутой» теме родины, её исторического значения, её унижения и защиты (Виктор Домбровский «Казаки», Сергей Галкин «Куликово поле», Николай Панченко «К России», Анастасия Харитонова «Истерзанная, нищая страна» и др.). Такая же роль отведена вплетённым в ткань стиха реминисценциям, как у Владимира Крюкова:

Вот, смотрите, на этих листах
Нашей жизни странная музыка.
Или – выбранные места.

Встречаются и прямые суждения о предназначении:

Кричали с эстрады о вечном,
горланили спьяну стихи,
а сами, как стадо овечье,
пугались любой чепухи.

Метались, толкаясь в загоне,
терпели и стужу, и грязь…
Им снились крылатые кони,
что мчали их к славе, клубясь.

Но время, листая страницы,
развеяло многое в прах,
лишь слов золотые крупицы
лежат на Господних весах.
(Владимир Коробов «Поэты»)

… И темень цветная шумела в саду
О том, что и ливень – стена мирозданья.
Под чёрным сердечком таила беду:
Художнику – смерть, а поэту – страданье.
(Анастасия Харитонова «И темень цветная шумела в саду»)

Свободолюбы и поэты…
В России нам предрешено
Считать последние монеты
И пить не царское вино.
И воплощать своё призванье
В ночи за кухонным столом,
Когда метафора в сознанье
Мелькает крупным мотыльком.
(Владимир Макаренков «Мечтатель я, и ты мечтатель»)

Я полжизни смиренно прожил,
сочинял свои «ахи» и «охи»,
оказалось – тем самым крушил
постамент большевистской эпохи.
Он несётся, как бурный поток,
он по-прежнему чист и простужен,
сокрушительный мой шепоток,
что отечеству всё-таки нужен!
(Георгий Булатов «Мне покоя уже не вернуть…»)

 Остается надеяться, что «сокрушительный шепоток» большинства авторов из российской глубинки, обретший на страницах антологии «Лёд и Пламень» свой неповторимый голос, отечеству и читателям «все-таки нужен».

* * *

Ольга ВАЛЕНЧИЦ

   АНТОЛОГИЧНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Я из российской глубинки.

Отсюда о температуре кипения столичной литературной жизни можно судить только опосредованно.

Например, по стихам некоренных москвичей:

В Москву! В Москву!
А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань…
(В. Коробов)

Или некоренных петербуржцев:

По московскому времени нынче живет
разве только что армия, космос и флот
с мавзолеем.
(И. Дуда)

По разговорам с приезжающими нас навестить «известными поэтами современности». По их заботе о наших больших и малых публикациях, о выступлениях нас, малоизвестных авторов, в ЦДЛ, об установлении творческих контактов с литераторами зарубежья. Забота - есть.

Некоторые детали привносят рассказы выпускников Литинститута им. А.М. Горького и Высших литературных курсов при оном. Субъективность взгляда здесь налицо, но не о том речь.

Какие бы отношения – деловые, творческие, приятельские и даже сердечные – не объединяли «российскую глубинку» с «капитанским мостиком» современной русской литературы, судить о жизнеспособности и силе литературного объединения будут не столько по нашим «мемуареальным» запискам и перепискам, сколько по публикациям в жанре мегатекста, т.е. антологии.

Отсюда максимальная ответственность и сложность поставленной перед составителями антологии задачи.

Литературный Интернет допускает предельный демократизм публикаций, демократизм гипертрофированный, свалкообразный, как говорится, есть азарт – ищите иголку в стоге сена.

Антология – это квинтэссенция. Что ни голос – игла. Так должно быть.

Получилось ли? Пусть решают читатели. Я готова к тому, что повального одобрения не дождаться. И не только потому, что почти всегда обиженно и злорадно звучат голоса тех, кто остался за кадром ввиду ограниченности объема издания. Уровень подборок действительно не вполне ровный. Некоторые авторы представлены не самыми своими показательными стихами (с их собственной точки зрения; с точки зрения их «по-читателей»). Некоторые авторы не дотягивают до «средней температуры» по союзу – быть может, у них еще все впереди? Их задача на данный момент – представить собственное региональное отделение – выполнена исправно.

…Пожалуй, самую злую шутку с авторами и составителями «Пламени» сыграло то явление, которое я называю «русской поэтической доминантой»:

 Есть в российской природе особая грусть,
Без которой не стать бунтарем и поэтом…
(Г. Булатов)

Да, чуткий голос русского поэта (так же как и музыканта, и художника!) не возможно представить без устойчивых тональных связей с тоской, вечностью и обличением состояния собственной державы. Да, «за державу обидно». И конца края этой обиде (а уж этой вечности и подавно!) не видно. И берет сия обида за горло, и сдавливает его, иногда до полной потери естественности интонации…

Чем более открытым текстом подается авторское отношение к моральным ценностям, тем уязвимее поэзия. Исключение составляют те исторические времена, когда «народ безмолвствует», когда пафосное обличение равносильно подвигу, ибо ставит на жизни поэта и его творчестве властный крест… Но и тогда поэт рискует подлинностью человеческой интонации.

Я не агитирую за дезориентацию в моральных ценностях! Подчеркиваю: поэзия бежит риторики. Не стану здесь приводить отрицательные примеры. Бегло – великолепные образцы выраженной, но вместе с тем не выпячивающей себя моральной позиции автора, которой удалось остаться высокой поэтической позицией:

 В обширном здании вокзала
С полуночи и до утра
Гармошка тихая играла:
 «та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра».
……………………….
Зачем же, дурень и бездельник,
Играешь неизвестно что?
Живи без курева и денег
В надетом наголо пальто.

Надрывы музыки и слезы
Не выноси на первый план –
На юг уходят паровозы.
«Уходит поезд в Магадан!»
(Б. Рыжий)

Что с рожденьем ребенка теряется право на выбор,
И душе тяжело состоять при раскладе таком,
Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр,
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком…
(Е. Блажеевский)

Друг друга криками повторяя,
выравниваясь и опять ныряя –

так каждый в Царствие Божье внидет.
Вот что во сне, очевидно, видит

раб, из которого вьют веревки,
иль сталкер после командировки.
(Ю. Кублановский)

Какая мгла, какая нежность!
Полночный сад прохладен, пуст.
И кто сказал, что безнадежность –
Не лучшее из наших чувств?
(А. Харитонова)

Страна лесов,
страна полей,
упадков и расцветов,
страна сибирских соболей
и каторжных поэтов.

Весь мир хранит твои меха,
но паче – дух орлиный:
он знает стоимость стиха
и шкурки соболиной.

И только ты, страна полей,
предпочитаешь сдуру
делам своих богатырей
их содранную шкуру.
(Н. Панченко, 1949 г.)

Любимая, в такие времена,
в такую сучью непогодь и замять,
не дай нам Бог кичиться и лукавить,
и выяснять, чья большая вина –
  твоя вина, или моя вина,
иль родины злопамятные вины
у нас в крови. Без слез и без запинок
забудь вражду, и да пошлет нам сына
глухая ночь в такие времена.
(А. Пахомов)

Превосходная степень дара, мастерства – сохраняя коллективную память нации – не пережать, не переписать прошлое под копирку, не сорвать голос. «Чем тише, тем горячее» – говорят музыканты о силе извлечения звука.

Как горячи строки Анатолия Жигулина, Евгения Блажеевского, Бориса Викторова, Бахыта Кенжеева, Юрия Кублановского, Аркадия Пахомова и многих других поэтов! Столь же, сколь и тихи. Свободны от внешних эффектов и заламывания ручек, естественны и непринужденны в отношении формы и интонации высказывания. Им удается совместить музыкальность и повествовательность русской речи.

Субъективный признак талантливой поэзии – умение из крохотной незатейливой жизненной картинки («стоп-кадра») невидимым трамплином выбросить читателя в обостренное восприятие бытия, «понимание толка» в…:

Раз под осень в глухой долине,
Где шумит Колыма-река,
На склоненной к воде лесине
Мы поймали бурундука.
  ………………..
Каждый сытым давненько не был,
Но до самых теплых деньков
Мы кормили Тимошу хлебом
Из казенных своих пайков.

А весной, повздыхав о доле,
На делянке под птичий щелк
Отпустили зверька на волю.
В этом мы понимали толк.
(А. Жигулин)

Почему субъективный? Потому что множество современных авторов виртуозно владеют реалистичными методами бытописания в рифму и без, верлибром, дольником, ямбом и анапестом, а вот нащупать «красную кнопку» перехода в «высокие слои атмосферы» не получается. К счастью, антология балует нас положительными примерами.

Смелая метафоричность русской поэзии, богатство подтекстов всегда были ее сильной стороной. «Пламень» в избытке демонстрирует нам образное мышление авторов, показывая весь диапазон – от метафоры бережной, деликатной:

  …чтоб в эту слепую равнину
попасться, как в сети Ловца,
и жизни своей паутину
легко отвести от лица.
(Л. Абаева)

 Так что же мы для неба значим?
В чаду эмоций и страстей
Мы от себя сомненья прячем,
Как спички прячут от детей.
(Л. Бессонова)

Любовь отбрасывает тень тоски и торжества,
как это делает сирень – цветы ее, листва,

и узловатый узкий ствол, и ветви на весу,
как я тягчайшее из зол в груди своей несу.
(С. Кекова)

  И ты замрешь, едва дыша
среди дорожного надсада.
Психея, бабочка, душа,
как ты попала в ад из сада?
(В. Коробов)

…до метафоры «навороченной», на грани фола:

…вспомнишь Блока – столкнешься со сплином,
кликнешь Баха – и чуть не собьет
представлявшийся днесь муравьиным
соловьиный горячечный пот.
(А. Кобенков)

(обращаясь к Москве)
Что оба мы срослись в кентавра,
пересекаясь, словно крест,
и я – твоя абракадабра,
а ты – заумный мой протест.
(Е. Рейн)

Из артезианского бювета
выскочит подземная гроза,
внутренний, слепой источник света
рыжим пеплом выдавит глаза.
(А. Чернов)

…Русская пейзажная лирика, изрядно потесненная в антологии стихами другого плана, все-таки дарит читателю самые живые картинки и эмоции! Особо хотелось бы отметить двух «соседей» по антологии – Ивана Переверзина и Владимира Пучкова, у которых «балом правит природа».

Гощу у матушки в деревне,
где сразу у крыльца деревья –
сирень, березки, тополя
купаются в лучах рассвета
и, взявшись за руки как дети,
уходят погулять в поля.

Поля от края и до края,
где рожь на солнце – золотая,
как грива конская, густа.
Где полнозвучно, словно голос,
звенит о сытой жизни колос,
и даль до донышка чиста.

Я – в этой дали пропадаю,
лежу в траве, стихи читаю,
плывут, как мысли, журавли…
Не верится, что днями раньше
я был от смертных бурь не дальше,
чем незабудка от земли.
(И. Переверзин)

Кто заучил молчанье на зубок,
Тому и воздух кажется опорой!
Здесь раз в неделю пролетает скорый,
И трещина ползет на потолок…
А утром всюду тонкая пыльца,
Как будто время выпало в осадок,
И воздух густ, и снег летящий падок
На шаткие ступени у крыльца.
(В. Пучков)

В лучших своих образцах пейзажная лирика не просто погружает читателя в состояние автора – она делает его очевидцем происходящего, звенящим колосом…

А случаются и такие нестандартные обращения с читателем, или обращения читателя в…:

Узкоглазая степь размотает тебя как клубок,
не зацепишь, никак не поймать в объектив этот снимок.
И твой завтрашний день начинается позавчера, как урок,
и кончается, как поединок.
Неубитый лежишь, опрокинутый степью в полынь,
как не знавшая руки Творца бессловесная глина.
Если б холод ночной не сменял бы дневную теплынь,
здесь была бы твоя Палестина.
Если ты расположишь в пространстве себя, как штатив,
и смахнешь забивающий оптику мелкий суглинок…
Если б выпитым спиртом еще протереть объектив…
Вот тогда б получился хороший и правильный снимок.
(Н. Михайлова)

Русская поэзия насквозь диалогична – будь то обращение к самому себе прошлому или будущему, к сопереживающему слушателю, или собеседование человека и природы, или самой природы голоса – в человеке… Диалогичность (по большей части не выписанная зрительно) сообщает поэтической плоти обмен энергией с духом и компенсирует экзистенциальное одиночество человека:

Две старых сосны обнялись и скрипят,
вот-вот упадут.
И дождь их стегает, и гнет снегопад,
но жить – это труд.

Лесбийские сестры, почти без ветвей,
жилички высот.
Одна упадет и другая за ней,
но твердь не дает.

Я ночью не сплю, и они меж собой
о чем-то не спят.
Проснусь – а они уже наперебой –
ну как? – говорят.

Щади их ненастье, храни их в жару
и в стужу, Творец.
О, скоро и я напрямик разберу
их речь, наконец.
(О. Чухонцев)

Современная русская поэзия практически «всеядна» в отношении форм и стилей. Мнение ряда современных авторов о том, что она давно себя обглодала и обречена на искусственный диссонанс - атональность, аритмичность, эпатирующую анархию ума – не разделяю. Подозреваю, что за таким мнением неудачно скрывается бесчувственность к языку. «Пламень» еще раз доказывает, что русский язык пластичен, его ресурсы в метрическом и звукописном отношении безграничны.
Но… обнимать необъятное всегда проще с позиции наблюдателя. Убеждена, что избранная читательская аудитория (превышает ли она количество пишущей?) не уйдет со страниц «Льда и пламени» с пустыми руками. Того содержания, что кропотливо отобрано составителями в антологию, с лихвой хватит на месяц бессонных ночей дегустации. Полноценно проникнуть, понять, сравнить, прорасти – пожалуй, и нескольких лет не достаточно. А судьбы?..

Мы все у Господа в горсти,
Но нам судьбы хватает.
Бывает тошно на Руси –
Но скучно не бывает.
(Б. Скотневский)

Категорически разделяю мнение поэта.
Кстати, на страницах антологии «Лед и Пламень» тоже временами «бывает тошно». «Но скучно не бывает». Ибо – Россия.

* * *

    
Дмитрий ПЭН

 ЦВЕТЫ ЛЬДА И ПЛАМЕНИ

         Не льдисты ль мещут огнь моря?
         Се хладный пламень нас покрыл!
М.В. Ломоносов

Впервые Союз российских писателей представляет читателю свои творческие силы столь широко. Добротное выставочное издание привлекательно пестротой живого разнообразия, естественной необязательностью и непосредственностью своего обаяния. По хрестоматиям учатся. Сборниками пользуются. Антологиями приобщаются. «ЛЁД» и «ПЛАМЕНЬ» рекомендуются авторами предисловий на правах «честного, прямого разговора» и слова «искреннего». Они приобщают к неуловимому в своей быстротечности потоку современности, не отвлекая вместе с тем от незыблемых ценностей российской словесности. Название двух увесистых томов офсета декларирует переосмысление знаменитых пушкинских слов из тринадцатой строфы второй главы «Евгения Онегина», позволяет вспомнить определённую классическую традицию, в контексте которой авторы антологии видятся на авансцене большой литературной истории, масштабы которой не ограничить пограничными столбиками десятилетий и даже веков. Образ антологии «ЛЬДА» и «ПЛАМЕНИ» вызывает в памяти название знаменитых одноимённых альманахов прошедших столетий, в которых и почитали, и печатали автора «Евгения Онегина». Это «Северные цветы» (Санкт-Петербург, 1825 – 1831; Москва, 1901 – 1905). С будущим редактором первого Пушкин дружески переписывался, работая над второй главой Евгения Онегина, из которой составители и взяли образ льда и пламени. Редактор второго Валерий Брюсов – авторитетный комментатор «Евгения Онегина». Ассоциации эти закономерны. Ведь само слово «антология» в переводе с древнегреческого – это «собрание цветов». Что тогда собрание российских цветов словесности, как не «ЛЁД» и «ПЛАМЕНЬ»? Однако «Северные цветы» – не единственный поэтический образ-ассоциация. Есть ещё один, который спасительно уводит нас от рокового поединка сошедшихся подобно льду и пламени вначале в дружеском союзе, а затем и в поединке роковом романтиков, английского и немецкого, остриженного на английский манер скептика Онегина и геттингенски одухотворённого, с кудрями чёрными до плеч Ленского. Не доводит до гибельной дуэли образ-ассоциация из хрестоматийного «Размышления о божием величестве при случае великого северного сияния». «Размышление о божием величестве при случае великого северного сияния» – так называлась полная почти юношеского восторга элегия Михаила Васильевича Ломоносова, предвосхищающая и российский романтизм задолго до первых его провозвестников Гавриила Романовича Державина, Василия Андреевича Жуковского, Константина Николаевича Батюшкова, и российский экзистенциализм задолго до его зачинателей Евгения Абрамовича Баратынского, Владимира Фёдоровича Одоевского, Фёдора Ивановича Тютчева. Образами хладного пламени и огненного льда, юный помор, приобщающийся к наукам, ох, как не чужд и сладкоголосому царскосельскому отроку. делающему предметом романа не одну только любовь, но и дружбу. И думается, что эта ассоциация допустима, приемлема и даже верна для характеристики духовных поисков авторов новейшего собрания российских цветов словесности:

Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я в сей бездне углублён,
Теряюсь, мыслью утомлён!

Антипод мадам де Помпадур Жермена де Сталь ещё не родилась для того, чтобы разделить всю мировую литературу на северную и южную, российский всеевропеец Иван Сергеевич Тургенев ещё не конкретизировал её теоретические постулаты в своей литфондовской речи «Гамлет и Дон Кихот», южанин Антон Павлович Чехов ещё не продолжил своей драматургией ни хладный пламень северной школы Генриха Ибсена, ни почти андерсоновскую сказку Мориса Метерлинка, а где-то в неведомых просторах мировых времён пылкий в жажде горнего знания студиозус тщится соединить в одной точке своего исполненного любви и трепета бытия юг и север, огонь и лёд, мыслит, приобщаясь к таинствам мировых стихий, думая одними категориями с Блэзом Паскалем и Сёреном Кьеркегором. Рукою Михаила Васильевича Ломоносова и приоткрылся перед зачарованным российским литератором занавес большой литературной сцены, на которой «...бездна, звезд полна; // Звездам числа нет, бездне дна».
Лучшие философические традиции тихой литературы продолжает новая двухтомная антология, литературы зачарованной трепетной сказкой бытия посреди невыразимого мрака небытия. Тихое очарование тихой жизни вводит нас пером признанного метра филологической прозы Андрея Битова в мир тихой лирики на первых страницах антологии. Вначале щемяще грустная увертюра Виктора Астафьева об утраченном в исторических далях волшебстве «русского алмаза» способного при гранке соединить блеском своих граней Европу и Азию. Затем фарсово эпатажная, в духе подпольного парадоксалиста антиувертюра Павла Басинского, словно и в жёлтом петербургском снегу готового до рези в глазах разглядывать, искать алмазы расколотого зигзагами времён горнего неба. И вот зазвучит слово Андрея Битова, его признание о боязни перед текстом, его голосом воспроизведённые строки Николая Рубцова, не те о сорванном букете, строки, которые сами врываются в память, словно велогонщик, обессиливающий на финише, другие, но здесь начинается песня тихой лирики, здесь пламень стиха вспыхивает посреди льда прозы. А во втором томе – Анатолий Жигулин, Владимир Соколов...

Своим тихим, сокровенным словом Виктор Астафьев, Анатолий Жигулин, Владимир Соколов, Николай Рубцов создают то напряжение и задают тот масштаб, в которых и случайно оброненная фраза обретёт полновесный смысл, зазвучит на художественной сцене театра современной словесности объёмно и зримо. К счастью, пестрота и разнообразие цветов льда и пламени не профанированы случайностью. Антология даёт живописную и разноголосую панораму литературного процесса двух десятилетий, которым выпал жребий соединить века и тысячелетья... Два увесистых тома в картонных глянцевых обложках составлены преимущественно из проверенных временем и неоднократной редактурой публикаций «Ариона», «Дружбы народов», «Звезды», «Знамени», «Нового мира», «Ясной поляны», множества провинциальных журналов и альманахов. Авторы и составителя видят себя в космических масштабах большой литературы скорее своеобразным млечным путём, чем яркой плеядой. Где-то рядом сияют стожары, в их свете млечный путь полон особого очарования... В художественном пространстве антологии есть обе российские столицы, провинциальная глубинка, экзотически заграничный Крым. Здесь по давней тургеневской традиции удачно соседствуют леса и степи. Здесь философически дополняют друг друга горы и воды. Здесь есть, на чём остановить взгляд любителю литературной социологии. Литературные имена и судьбы, встающие из строк оглавлений и комментариев, знакомы и близки современному российскому читателю, который преимущественно образован и знает, чем автор отличается от повествователя, натура и прототип от художественного материала и модели, артист и писатель от литературного героя и литературного персонажа, литературное мастерство журналиста и публициста от литературного искусства художника слова. Эротика и анималистика, маринистика и баталистика, этнографический и бытовой натурализм, сокровенные дневники и откровенно криминальный жанр, литературно-художественный психоанализ и философско-религиозные искания, словесность потока сознания и остановленного мгновения – придутся по вкусу «читателю газет, глотателю пустот» и привередливому библиофилу, непритязательному завсегдатаю художественного общепита и взыскательному гурману.

Среди унаследованных от Василия Андреевича Жуковского, Афанасия Афанасиевича Фета и Якова Петровича Полонского антологических бабочек и кузнечиков цветы льда и пламени в строгом соответствии с литературной историей растут из того сора, который по прошествии лет оказывается плодородной почвой и раскрывают свои лепестки не на запад или восток, а к солнцу, к живительному теплу и свету. Тревоги и печали детского сердца, страсти от юности до зрелости, заботы и радости старости, трагикомедии кошачье-собачьей жизни, серьёзные экологические проблемы – всё это в той или иной степени даёт привычную конкретику для художественного сочувствия и сопереживания реалистической литературы, отодвигая на второй план поиски формальные, литературный авангард. Цветы льда и пламени обаятельны своей наивной архаикой и растут не для услад завзятого модерниста или фанатика от научной фантастики. Следование классической традиции – вот реноме этих цветов, абитуриентов от малой антологической классики, выпускников от громокипящей журнальной современности.

Антологическая литература имеет свои законы. И в изданном двухтомнике самый большой безотрывочно представленный эпический жанр – повесть, самая крупная поэтическая форма – венок сонетов. Нет поэмы, но преобладание чистой лирики компенсируется крупномасштабностью исторических проблем в стихах Людмилы Абаевой, Сергея Галкина, Виктора Домбровского, Николая Панченко, Олега Чухонцева. При этом стилеопределяющая ориентация антологии на тихую лирику отнюдь не ставит под сомнение ценности лирики громкой. По Некрасову тоскуют и плачут в своих стихах лирические герои Бахыта Кенжеева и Николая Якшина. К сборникам Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и Роберта Рождественского тянутся юные покупательницы в рассказе Владимира Кантора «Библиофил», а само название рассказа и общая его атмосфера позволяют вспомнить о вещественно предметном, таком современном и вместе с тем антикварном мире поэзии Беллы Ахмадулиной.... Отсутствие драматургии почти не ощущается. Напряжённость внутреннего драматизма, сценарность отличают прозу Светланы Василенко, Михаила Коломенского, Олега Корнильцева, Алисы Поникаровской, Николая Смирнова. Фольклор классически представлен быличками и легендой в рассказе «Русский алмаз» Виктора Астафьева и частушками в рассказах «Откуда у тебя этот шрам?» Светланы Василенко и «Две копейки, три копейки – пятачок...» Надежды Васильевой. Интеллектуальный диапазон персонажей прозы – от стилистики исторического документа и повествовательных рефлексий над ним у Юрия Карякина и Владислава Отрошенко до междометий, которые на сегодняшний день не найдёшь ни в одном словаре усилиями и солидного лингвистического института, но которые без тени смущения смело вводит в современную словесность повествователь у Михаила Коломенского. Интеллектуальная характерология лирических героев поэзии – от эпической первозданности уроков великого примитива у Радислава Лапушина до «метаметафорической» многослойности словесного знака у Ивана Жданова и Александра Ерёменко. Соединение интеллектуализма с иронией над ним и даже некоторым эпатажем при строгом отделении эмоции и души от забав и радостей ума отличительная мета достаточно традиционной в своей общереалистической направленности антологии.
Что же волнует авторов и персонажей столь интересного начинания? Лауреаты множества международных, российских, иностранных литературных премий, профессионалы, аттестованные всеми возможными филологическими, литературно-писательскими и журналистскими аттестатами, авторы множества прекрасно изданных и удостоенных подлинного признания книг, те, чьи имена не сходят со страниц журналов не один десяток лет, собрались вместе в новом издании. Отнюдь не ради рыночного успеха, а тем паче не потехи ради в новейшем ледяном дому, сработанном для сугреву имперских чувств и страстей. Обложки создают образ, чем-то напоминающий бардовский ледяной коктейль: ледяная головка человечка то-ли с мундштуком саксофона, то-ли с изогнутой пластиковой соломинкой, то–ли со стеклянным рожком реторты и пламя свечи на чёрном фоне другой головки. Предисловия рекомендуют изданные под такими обложками тома антологии в качестве смотра литературных сил, акции солидарности, волеизъявления о собственной ответственности за происходящее в мире и возможный «реальный», «земной» путь спасения живой души. Читать антологию предпочтительно вдумчиво, на правах чтения серьёзного, духовного. Призвана она приобщать к высшему и сокровенному, что, естественно, не исключает тревог и радостей мира сиюминутного, а с ними и читательского внимания к случайно открытой, да так и не закрытой до полного прочтения странице, к безо всякой мысли воспринятому слову, дающему прихотливое в своей свободе развитие ассоциаций. Наверное, читателю не следует чрезмерно поддаваться соблазнам реальной критики и браться за неблагодарный труд суждения о действительности по хорошей, но всё-таки литературе. Художественная литература – это художественная литература. Искусство всегда остаётся искусством, даже когда творит подлинные миры. Приобщимся к одному из таких возможных миров, откроем томики антологии и вчитаемся в бегущие по страничкам строчки, поразмыслим над образами, встающими из тихих и сокровенных слов посреди «грохочущих ромбов» глобализированного мегаполиса.

***

Реализм с его до наивности искренней правдой жизни вызывающего сопереживание и сочувствие человека, а именно такой реализм предлагают читателю авторы антологии, персонажи которой чаще – типичные наши современники, извлечённые силою литературного воображения из более чем демократической повседневности, – это вечный и неунывающий, словно старина Кола Брюньон, реализм по-настоящему популярной литературы... Реализм этот явление полярное. Он имеет на одном своём полюсе бесстрастные академические студии, дверь в которые приоткрывает читателю антологии Юрий Карякин своими предлагающими концепцию подпольного Возрождения в России «Уколами мысли» (российская классика в них не без эпатажной иронии в духе футуристических манифестов сопоставлена со «Страшным судом» Микеланджело). На обратном полюсе академического реализма – уединённость чувствительной души в монастыре, поиски и обретение спасения под покровами, приоткрыть которые не властен никто. К этому полюсу ближе фрагменты из «Монастырского дневника» Ларисы Ванеевой. Её героиня не предлагает концепции российской словесности. В своей молитве о вразумлении она стремится избежать «богоотставленности», не провалиться в «житейское море без любви, без благодати», обрести и сохранить ощущение приобщённости к людям высокого духа.

Между этими крайностями с клизмой в руке застыл автошаржированный юный герой Михаила Коломенского («Кошки, с которыми я был знаком «). Любитель гонять котов, обливая несчастных из клизмы, он по крутым канонам итальянского неореализма оказался в несколько смехотворном положении перед прекрасной дамой своего истового рыцарского сердца. Прекрасная дама, увы, не смогла разделить наилучших чувств юного борца за чистоту окрестностей от невразумительных кошачьих мяуканий.

Обе эти крайности необходимая конституционная основа в характере каждого реалиста, для которого природа есть храм и мастерская, а человек в ней бог и архитектор, а вместе с тем – последний юродивый на паперти и несчастнейший из жильцов, как пишут авторы антологии, «общаги» или «хрущобы». Реализм подобных крайностей комплиментарен самому откровенному авангарду, с которым взаимодополняется и прекрасно уживается в мире искусств. И если, не впадая в грех эстетических манифестаций и поэтических типологий, определять возможную общепринятую изначальную основу этого реализма для российской литературы, то названием этой основы вполне бы могло стать некогда популярное слово «экзистенциализм». В литературе «экзистенциализм» становится воплощением художественного гуманизма. Гуманизм художника – это экзистенциализм. То, что стоит за этим достаточно мудрёным словом, напоминающем об уксусной эссенции, которой сводили счёты с жизнью эксцентричные девицы во времена Семёна Яковлевича Надсона, наиболее доступно для понимания читателя, привыкшего посмеиваться над псевдобуколическими существователями у Николая Васильевича Гоголя, предпочитающими «эссенции», то есть сущности, – существование, то есть «зкзистенцию». Жизнеощущение существования, берущееся то в тягуче тошнотворной повседневности (здесь для сартровской оргии повседневности следует учесть традицию римской оргии – совместного пресыщения празднеством жизни), то в раскалённой пустыне ослепительно одинокого разрешения вопросов жизни и смерти, – это и есть экзистенциализм в литературе. И этот экзистенциализм не исключает соборности, имеет своё «я» в каждой развитой культуре. Жизнеощущение существования, то взыскующее иного и запредельного в диалектике отчуждения и слиянности, то со сладострастным ужасом обмирающее в предельно малой точке до вселенских масштабов разрастающейся повседневности, повседневности бытия всемирного, всекосмического, это ощущение жизнесуществования, эстетизированное в литературе, обретающее в литературе своё художественное самосознание, и есть экзистенциализм писателя, художника слова.

В коллизиях космического всемира у российского экзистенциализма своя история. И её нельзя не вспомнить, перелистывая поэтические страницы цветов льда и пламени. Если Михаил Васильевич Ломоносов был полон почти восхищения от ощущения себя песчинкой, малой искрой в вечном льде обступающего его всемирного величия, то, словно в изживаемой ностальгии по тютчевскому ропщущему, мыслящему, но такому пожароопасному тростнику, автор «ЛЬДА» и «ПЛАМЕНИ» Иван Жданов напишет:

Душа идёт на нет, и небо убывает,
и вот уже меж звёзд зажата пятерня.
О, как стряхнуть бы их! Меня никто не знает.
Меня как будто нет. Никто не ждёт меня.
(Иван Жданов, «Крещение»)

Для его героя плата за телесное ощущение космического величества традиционна – душа, которой всё меньше и меньше. И не лучше ли быть малой песчинкой, малой, но мыслящей и чувствующей, одухотворённой и одухотворяющей? Не лучше ли участь малой песчинки, если эта песчинка – человек, чем счастье бездушного космического голема? Самоотождествление себя с природой через превращение своего смертного «я» в бессмертное космическое даже не существо, а вещество? Смирение изошедшей на нет души, глубинный пафос инобытия-небытия – вот проблематичный финал лирико-поэтического стихотворения-ритуала Ивана Жданова.

Естественно, духовные основы антологии не исчерпываются экзистенциализмом, но самую сердцевину этих основ составляет то, что может быть поименовано и привычным для слуха российских читателей, всем известным и проверенным школьными студиями словом «экзистенциализм». Экзистенциализм- кредо художественного гуманизма. Подлинный художник – это экзистенциалист в глубине своей живой души и в корнях своего живого сердца. Сойди с краеугольного камня экзистенциализма и рухнешь в пропасть без дна, где нет ни живительного воздуха, ни жизнетворной влаги. Однако дойти до предела в экзистенциализм – это сгореть, истаять в дым, а преодолеть пределы экзистенциализма внутри себя – это стать на мгновенье кристаллом льда в громокипящем кубке извергающегося вулкана. Первоё – смертельно, второе – смертоносно. И то и другое невозможно в своей недостижимости. Невозможно, недостижимо, но искушает в этой недостижимости душу художника.

Учёное иноязычное слово «экзистенциализм» не используется самими авторами для антологических эгономинаций, самоидентификаций. Ведь ещё в романе, фраза из которого дала название «ЛЬДУ» и «ПЛАМЕНИ», сказано, что «латынь из моды вышла ныне...» Слово это по отношению к двухтомнику стихов и прозы внешнее, смиренно служащее свою водолазову службу инструментария рецензий и обозрений. Сами авторы принципиально предпочитают не манифесты и декларации, тем более не товарные знаки, этикетки и слоганы, а художественность как таковую, самодостаточную в себе и для себя самой, поэтому и понятную читателям без объяснений. И здесь «экзистенциализм» не страшнее «реализма», «романтизма», «классицизма» и других устрашающе терминологизированных слов. Художники, люди искусства предпочитают не говорить со своей аудиторией на языках специальных, малопонятных и труднодоступных, а общаться при помощи слов простых и ясных. Правда, под покровами простоты и ясности могут жить трудоёмкие понятия и целые терминосистемы. Михаил Кураев особо отмечает в предисловии, что авторы антологии не «литературные староверы «. Для авторов антологии два тома их трудов – это, позволим себе некоторое обобщение роли предисловия к первому тому прозаиков, «сама Россия», «новая жизнь». Цветы льда и пламени – это и, как бы сказал Сергей Иванович Чупринин (позволим себе и некоторую экстраполяцию слов, признанного литературно-критического светила, в лучах которого взрастал не один писатель), – «новая Россия». У Михаила Кураева и публикуемая повесть начинается с символических слов «Поезд шёл из старых времён в новые»(«Спальный вагон прямого сообщения»). В какие неразменные страны обетованные ушли некогда философские пароходы, от каких причалов и пирсов? Куда и откуда идёт поезд в «новую Россию», увы, не гарантируя своих пассажиров от досадных приключений? Кто знает? Ведь, возможно, даже расположившиеся в этом поезде брали билетики, кто по примеру героя одной из популярных ныне песенок в кино, кто по примеру героини и ныне популярной Эдиты Пьехи в детство, а кто и сам не знает, куда, на что и для чего. Знание – величайшее достижение эпохи Просвещения, но оно не исключает иных достижений, иных эпох...

Возможно, что слова «реализм», «экзистенциализм» воистину, войдя в привычку, «обветшали, как платья».... Что уж говорить об архаичнейшем Михаиле Васильевиче с его божием величием, предвещающем эти самые «экзистенциализм» с «реализмом», да ещё в романтической экзотике культурно-исторических перспектив. Однако... Забытое старое... Общеизвестно, что оно на поверку подчас выходит неплохим новым.... А неоновые джунгли сверхсовременных транснациональных мегаполисов игрой своих завораживающе мерцающих букв словно подмигивают многократно: «НЕО»..., «НЕО»..., «НЕО»... И нельзя не вспомнить о «неоромантизме», «неореализме», «неоимпрессионизме» и даже о «неорококо». Очень продуктивная модель «нео – изм». Конструкция будто просится в порождающие грамматики Хомского и Джанни Родари, а из этих порождающих грамматик в обиходную речь. Не с оглядкой ли на брюсовских русских символистов в преддверии неизбежных причин из будущего гений конструктивизма Илья Сельвинский придумал своего Евгения Нея, скромного карлика времён торжества Карла Маркса, карлика, похоже, способного основать свой маленький карликизм? Прекрасная модель «неоизм» – «неизм» (нужно учесть фонетические законы стяжения и выдавливания гласных, конструктивисты, очень, кстати, уважали фонетические законы). Эта модель предоставляет человеку творческому полную свободу в соединении новаторства и традиции, новаторства и архаики (в терминологии Юрия Тынянова), повышает в цене эклектику и полистилистику. Правда, немного нервно вздрагивает, заслышав каменную поступь потенциальной синономической модели «пост – изм». Ну кому хочется постничать и ходить с постной физиономией? Просим, убедительно просим, не путать с уважаемым любым разумным человеком «постом». Позволим себе эту игру слов в духе заданной предисловием возможной стилистики «литературного староверства»... Но почему вздрагивает, не излишне ли сильная реакция на столь крохотный стимул? Сколько превосходнейших слов есть: «постимпрессионизм», «постмодернизм», «постромантизм». Не будем вдаваться в нюансы различий «нового» (нео-) и приходящего «после» (пост-), а тем паче в культурно-историческую конкретику каждого отдельного использования моделей. Ведь где-то это больше истории, и истории политической («итальянский неореализм»), а где-то всего лишь дело техники, приёмов письма («французский постимпрессионизм»). Однако примем почти априори, почти безо всяких особых изысканий и рассуждений, что разница есть, разница ощутимая, способная заставить кого вздрогнуть, а кого и поёжиться. Новое не исключает старого, новое вполне способно вместе со старым жить и сотрудничать, а вот после – это означает после, это означает, что чего-то нет, а что-то есть. И что из этих что-то вздрагивает, а что поёживается?.. Однако... Ох, велик соблазн новоизобретения «неизма». Новейшее и непобедимейшее течение. Неизменная константа на все времена. Если кому не нравится какой-нибудь «-изм», а то и все «–измы», не волнуйтесь. Чего изволите? Просим отведать «неизма», это как раз не тот «-изм», который вам поднадоел, да это и не «-изм» вообще. Это, просим любить и жаловать, – «неизм». Его терминологический провозвестник Евгений Ней, гениальный певец шёлковых лун. Вернёмся, впрочем, из лингвистической конкретики абстракций обозрения к обозреваемому, к абстрагируемой конкретике антологии...

С какой бы анатомической беспощадностью и бесстрастностью не выводили своих персонажей авторы на авансцену литературной истории, ставя почти лицом к лицу с читателем, глубоко экзистенциальное сопереживание, сочувствие не оставляют их сердец, искушённых в искусстве письма. Это сочувствие, сопереживание – важнейшее достояние сентиментализма всех времён и народов, сентиментальной дидактичности, изобретённой Александром Васильевичем Дружининым, французского реализма в духе Шанфлёри и... реализма российского. И за шокирующе обнажённой исповедью графомана у Павла Басинского («Высокая болезнь»), и за самокопаниями, самосомнениями и самообвинениями «напичканной немецким языком, философией и музыкой хипповского движения» героини Марины Шляпиной («Близь и даль»), и за суетой, бытовщиной фотографов у Галины Щёкиной («Инверсия») ясно чувствуются традиционно российские жажда идеала, самоутверждение высокого, духовного, разумного начал в человеке, глубокие философско-эстетические и нравственно-этические поиски откровенно сокровенного. жизненно подлинного, жизнеутверждающе путеводного.

***
Высшие духовные устремления авторов антологии традиционно религиозны. Христианские ценности естественны и органичны для литературы, сама история которой от азбуки Кирилла и Мефодия есть продолжение истории христианства. И здесь эффект «непредсказуемого прошлого», открытый Валерией Новодворской, имеет исторически предустановленные ограничения. Соборность, слиянность – таковы качества мира и отношения к миру прозаиков и особенно поэтов, чьи рабочие литературные кабинеты подчас напоминают монастырские келейки. Возвышенно благостное мировосприятие, тихая поэтика сокровенного слова – всё это имеет благородную религиозную предусловленность, к которой читатель современный предуготовлен исторически и от которой не отпадал, достаточно вспомнить лесковскую тихоструйность речи, ни в кои веки, ни в веке минулом, ни в веке предпрошедшем. Слово Бог авторы цветов льда и пламени пишут с большой буквы и стараются при этом не суесловить. Понятно, что с достаточным почтением и Коран упоминается, и о буддизме говорится. Даже Конфуций обретает себе достойное место в антологии, название которой проистекает из романа, где первоначальное засвидетельствование почтения к «мудрецу Китая», тому, кто «учил нас юность уважать», было при доработке рукописи снято... Конечно, собаки и волки симпатичнее авторам новейшей антологической литературы, а несчастные коты, ох, не в чести. Но здесь всегда можно вспомнить булгаковские уроки анималистики роковых минут сего мира, так похожего из космоса на хрупкий голубой шарик, и слегка, очень и очень слегка, подзабыть уроки кошачьей урбанистики Лао Шэ, почему бы и не отгородиться от этих уроков, таких далёких в пространстве и времени ушедшего двадцатого века. Хочется верить и надеяться, что и прививка теорией культурно-исторических типов обезопасила дальнейшую историю российской культуры от неблагополучного развития. Найдётся на страницах новейшей антологической литературы местечко и прочей живности. Жалко и «казнённых лис» (Владимир Захаров, «Холодный далёкий Восток»). Охоту на этих персонажей российского фольклора повсеместно запрещают. И даже члены европейских королевских семейств отказывают себе в этом не самом лучшем из известных людям удовольствий. Но не будем входить в искус почтеннейшей из профессий, которой отдали дань Фёдор Иванович Тютчев, Иван Александрович Гончаров, да некоторые из тех, кого можно считать артистическими предшественниками тихой лирики. Свобода и ответственность – важнейший принцип не только журналистики нашего глобализированного мира, но и литературы.

Цветы льда и пламени несут в себе зёрна диалектики. Диалектика – вечный мотор гениев. Это двигатель гуманистики, которому позавидуют физика с механикой. Зёрна эти ценны и прихотливы. Вряд ли каждый желающий способен взрастить их в своём летнем садике, а растения оранжерейные не забыли ещё ни притчи о красном цветке, ни притчи о пальме. Эти притчи рассказал российскому читателю один юный литературный классик, которого Иван Сергеевич наследником своим называл и даже небезуспешно в гости к себе приглашал для достойного отдыха и творчества. А уж российский парижанин и большой друг Полины Виардо Тургенев был большой знаток и любитель цветов... Цветы помнят и роковой характер мимолётных чувств великого классика. Мир цветов и мир искусств трудно представить друг без друга.

Цветы льда и пламени – гуманны в своих высоких духовных стремлениях. Естественно, первоначальный образ бардовского коктейля – не единственно возможный из образов восприятия антологии. Два тома, целлофанированные в одном пакете, могут напомнить кубик льда, особенно, если добавить ещё один том... Ассоциации дело субъективное. Молодые люди в пятне туши, размазанном на бумаге, увидят особу женского полу, а девицы в том же пятне – особу полу мужеского. Это знаменитый тест Роршаха. Классический пример восприятия всевозможных образов... Нужно ещё учесть, что критики и художники, видимо, получают иногда неодинаковые приглашения на бал. По протоколу одного приглашения есть много слов, которые говорить не следует, и много всего, чего не следует, а вот по протоколу другого, представьте себе, всё может быть и наоборот... Поэтому несчастным критикам приходится подчас говорить и делать такое, чему ни один уважающий себя артист и художник слова не уделит и мгновенья своих повсеградно оэкраненных поэз. Увы, есть слова, которые в литературе удел и призвание критиков, ведь искусство сужденья есть одеянье, в которых приходится щеголять критикам, одеянье это по своему цвету под стать суждениям. Делать эти суждения, говорить самим фактом того или иного одеяния, из которых «иное» и «то» так однообразны, в то время как требовательное «я» жаждет истины многоцветной, шоу и праздника суждений. И куда уехал цирк, и где они, эти фантасмагорические аттракционы ума?
Ах, и придутся ли по вкусу столь изысканно названным цветам льда и пламени неуклюжие литературно-критические антраша и арабески пляшущего вокруг них мотылька, да и не угодит ли несчастный танцор в какую-нибудь неведомую ему паутину? Ах, не буду я слишком уж близко приближаться, лёд – холоден, пламя – паляще. Попляшу в драгоценном аромате образов, да и буду таков... Ан нет, дружок, цветы – прекраснейшая из обителей для эстетствующих паучков. Поди, поди сюда, милейший мотылёк. У паучка есть тоже хоботок... Презабавный коктейль получится... Ах, цветы, ах, философические многоцветные истины...

Да и вдруг один из цветов задумает полакомиться мотыльком, разные ведь они бывают эти ягодки-цветочки. Вот и составитель тома прозы Борис Евсеев изобразил отнюдь не цвет мечты и невинности в своём рассказе «Мясо в цене!»: «День разрастался. Как серый хищный цветок, шевелил он газетными лепестками, выставив штыковой лопатой нечистый язык, ловил на него редкие снежинки.» Критик, рецензент, обозреватель – профессия-то газетно-журнальная, мотыльковая. Надо мотыльку и осторожность проявлять. Звёздный мотылёк Василия Андреевича и тот, помнится, обмишулился, принял цветы за себе подобных звёздных существ.

Неплохо бы узнать заранее характеры, привычки и предпочтения тех цветов, аромат которых чарует и зовёт на пиршество нектара и амброзии. Здесь не грех и любознательность проявить., что это за «цветные пятна», чей это «запах медово-мятный», который столь маняще испускают строки «из гущи света и тени», из «воды бегущей», да из «растений», «замираний, смятений» (Владимир Крюков, «Из гущи света и тени...!»)? И что это за печальный опыт ласкающих стеблей, после которых «губы ловят крик беззвучный»:

...так заглотив свинцовую блесну –
рывком оборваны ласкающие стебли
мерцающих глубин – ночная рыба
тускнеет глазом ...
(Владимир Лавров, "... так заглотив свинцовую блесну...")

Вот росток среди весны окунул руки в небо, он сам не знает, что он есть:

Ещё пока я только стебель,
Цветок закрыт, он смотрит сны.
(Галина Летягина, "Я окунула руки в небо")

Ах, этот расцветающий цветок видит себя скорее рыбкой или птичкой. Возможно, очень даже возможно, что во сне лелеет он мечту о каком-нибудь мотыльке, но клювики и губки его лепестков, не будут ли они губительны для мотылька. Вот в мире этого цветка и девочка-смерть пляшет (Галина Летягина, "Вечер горящими углями теплит"), и "за месяц лето отцветает" (Галина Летягина, "Проходит всё в конце концов...")...

Трудно быть порхающим среди цветов мотыльком – загадочная жизнь цветка тоже не лишена трудностей, но, как бы там ни было, сквозь экзистенциальный ропот мыслящего тростника и трепетных былинок встаёт сказочный лес, к загадке которого нельзя не приобщиться, тем паче, что обитают в этом фейном лесу и мотыльки.

***

Мотыльки – важнейшие персонажи антологии. И без танцев мотыльков не представить ни рецензии, ни обозрения цветов льда и пламени. Рецензии, обзоры, обозренья – эфемерные экраны для неуловимых теней... Отразят ли они тончайшие движения танцующих мотыльков, а тем паче таинства их душ? Кто увидит и различит, кто поймёт эти эфемерные отражения?..
Мотылька вводит в русскую поэзию Василий Андреевич Жуковский чудной философской сказкой, бабочка приживается, начиная с Афанасия Афанасьевича Фета. Романтизм и поэзия искусства для искусства здесь придают изысканную литературно-художественную форму славянскому мифу о душе человека, писатель здесь являет собой лишь осознанный голос народа, рационализирует первобытный мистицизм, очищает словесной игрой от неосознанных глубинных страхов мир детски наивного единения с природой. Владимир Соколов, заново оживающий перед читателем на страницах «ПЛАМЕНИ», даже назовёт поэзию бабочкой, правда, назвав, предпочтёт не говорить о том, что есть поэзия. Поэзия для метра тихой лирики останется сокровенным, несказанным, безотчётным... Антология естественно входит в традицию тихого мотылькового искусства, которое и споры вызывало, и ожидаемых ответных чувств не находило. Не будем вдаваться во всем известную литературную историю взаимоотношений бабочек, мотыльков, цветов и провозвестников всепоглощающей индустрии великого Запада. Полистаем страницы антологии наших дней в поиске традиционной для народной культуры противоположности плоти-бабы и души-бабочки. В антологии проза полна плоти. И эта плоть подобна вызову парадоксальному рационализму. Тон здесь задаёт рассказ Светланы Василенко, являющий читателю парадоксы бабьей любви в жестоком мужском мире («Откуда у тебя этот шрам?»). Взятую тему развивают и другие авторы. «Баба-Шмаба» прыгает с кровати, а по-настоящему эту бабу-Шмабу зовут Лиля. Это в рассказе «Мясо в цене» Бориса Евсеева. Вот отрывок любовного диалога этой бабы-Шмабы с её раблезианским героем: «У тебя ручищи – во. У меня ноги – ты только глянь – на полторы версты раскинуты. Чем мы не пара? Я ведь, по-настоящему, не Шмаба. Я – Лиля. Так теперь и зови. «В ней, в антологии льда и пламени, эти плотские страсти порой принципиально отдают холодом. Вот фрагмент полуисповедального признания бабы Иры из рассказа «Две копейки, три копейки – пятачок...» Надежды Васильевой: «Красивый, как кобыла сивый! Да и не барин был, а вор столичный, – шепчет мне бабуля. – Уж под шестьдесят лет жеребцу было! Считай, в четыре раза её старше. Поиздевался, изверг!» Всевозможные плотские подробности отличают портрет не чуждой духовности жилистой бабы Аграфёны из повести «Турловские страсти» Вилена Сальковского. Другое «Я» прозаической бабы «ЛЬДА» – бабочка, эфемерное существо, которое мы встречаем в поэзии «ПЛАМЕНИ». Пламя и бабочки, мотыльки... Ситуация почти архитепическая, в духе и городского романса века девятнадцатого, и близкой этому романсу любовной вирши века восемнадцатого. Любовная вирша ныне забыта, романс почти забыт. Меланхолический шансон, в котором угасли былые тигриные страсти вирши и хореографические экстазы романса всё ещё на слуху.... Ах, бабочка, ты больше не героиня, а благодарная слушательница и вирши, и романса, и шансона... Из множества образов бабочек цветов льда и пламени особо запоминаются два – из великолепных миниатюрных баллад Владимира Коробова («Заденет бабочка крылом») и Валерия Семичева («Полёт горящей бабочки»). У Валерия Семичева бабочка сгорает в пылающей синим пламенем душе лирического героя, а Владимир Коробов спасает свою бабочку в грохочущей электричке, выпускает её на волю.

Заденет бабочка крылом –
Ты отшатнёшься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички.
И ты замрёшь, едва дыша
Среди дорожного надсада.
Психея, бабочка, душа,
Как ты попала в ад из сада?
И за какой невинный грех
Тебе судьба – стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.
Пока ещё не так темно,
Пока ещё в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света.
(Владимир Коробов, "Заденет бабочка крылом...")

Лирический герой Владимира Коробова в полном соответствии с дантовым "каждому своё" публично, при всех дарует бабочке свободу, отпуская вслед за ней и свою душу. Маленькое происшествие "среди дорожного надсада". Душа замирает при случайной встрече с другой душой, следовательно, душа есть. Но повторится ли это мгновенье? И как теперь в "дорожном надсаде", когда и собственная душа выпущена на волю.... Маленькая баллада имеет психологический подтекст, а её драматизм достигает предельного напряжения в гипотетической точке не внутри текста, а в пределах его вероятностного продолжения. Герой Валерия Семичева тоже пытается спасти свою бабочку, которая из нюанса, элемента, штриха, пейзажного завиточка любовной драмы превращается в главную героиню. Порхающая над оркестром и садом бабочка - своеобразный двойник, высокое, небесное "Я" преодолевающей в себе мирские желания невесты героя. Алеет осенний закат, невеста в белом платье отвечает на признания героя словом "нет":

И, словно в пропасть, оборвался
В закатном небе красный свет.
Земля внезапно покачнулась,
Мертвея в синей тишине;
И только трепетно метнулась
Ночная бабочка ко мне.
В ней было что-то от полёта
В костёр летящего цветка,
И это призрачное "что-то"
Рвалась спасти моя рука...
(Валерий Семичев, "Полёт горящей бабочки")

Бабочка Валерия Семичева овеществлена, в её движении жест обречённости заглушает внутреннюю для неё высшую, божественную сущность. Эта обречённость собственного жеста бабочки-двойника – изначальная причина тщетности так и не приносящего ей спасения жеста лирического героя. Рука героя ещё во власти иного образа, образа героини, "бело, свято и крылато" тающего в прошлом, оставляя после себе одно категорическое "нет". Пожалуй один энтомолог и литературный классик Владимир Владимирович Набоков, имеющий за своё двуязычие ярлычок писателя-амфибии (в антологии не представлен), пробовал просто передать трепетность и красоту бабочки, не делая никаких ни инстинктивных, ни рефлекторных движений, не ловил её и не спасал. Его учителем был незримо присутствующий в антологии Афанасий Афанасьевич Фет:

Не спрашивай: откуда появилась?
Куда спешу?
Здесь на цветок я лёгкий опустилась
И вот – дышу.
(А.А. Фет, "Ты прав.
Одним воздушным очертаньем...")

В живописном жанре цветов и бабочек учителем праотца российских тихих лириков считается революционный романтик Виктор Гюго. Однако оставим иронию и вернёмся к жесту. Книга с её листанием страниц изначально предполагает необходимость уделить лирико-поэтическому жесту особое внимание. На первый взгляд, несколько необычно, но, в сущности, закономерно для диалектики развития то, что авторы цветов льда и пламени продолжают не столько Фета, сколько идущий через годы и века диалог с ним. Для уяснения этого надо вспомнить одну детскую лирико-поэтическую пьеску автора полностью процитированной при жизни почти всеми критиками «Дианы». Позволим себе процитировать эту трогательную пьеску полностью, она меньше «Дианы», но исполнена не меньшего трепета, безыскусней по части рефлексии, но несравненно теплее по эмоции и чувству знаменитого классического шедевра:

Цветы кивают мне, головки наклоня,
И манит куст душистой веткой;
Зачем же ты один преследуешь меня
Своею шёлковою сеткой?

Дитя кудрявое, любимый нежно сын
Неувядающего мая,
Позволь мне жизнию упиться день один,
На солнце радостном играя.

Постой, оно уйдёт, и блеск его лучей
Замрёт на западе далёком,
И в час таинственный я упаду в ручей,
И унесёт меня потоком.
(А.А. Фет, "Мотылёк мальчику")

По прошествии многих лет, не в 1860, которым датирована пьеска о мотыльке и мальчике, а в мае 1900 года издаст свой сборник «Горящие здания» Константин Дмитриевич Бальмонт, незримое присутствие которого в антологии очевидно. Он включит в этот сборник стихотворение о бабочке, а через пять лет в «Фейных сказках» вернётся к волнующей его теме. Эта тема – мальчик и бабочка. Вот бабочка, бьющаяся об оконные стёкла в «Горящих зданиях»:

Залетевшая в комнату бабочка бьётся
О прозрачные стёкла воздушными крыльями.
А за стенами небо родное смеётся,
И его не достичь никакими усильями.

Но смириться нельзя, и она не сдаётся,
Из цветистой становится тусклая, бледная,
Что же пленнице делать ещё остаётся?
Только биться и блекнуть! О, жалкая, бедная!
(К. Д. Бальмонт, "Бабочка")

А вот бабочка из "Фейных сказок":

Помню я, бабочка билась в окно.
Крылышки тонко стучали.
Тонко стекло, и прозрачно окно.
Не отделяет от дали.

В мае то было. Мне было пять лет.
В нашей усадьбе старинной.
Узнице воздух вернул я и свет.
Выпустил в сад наш пустынный.

Если умру я, и спросят меня:
В чём твоё доброе дело?
Молвлю я: Мысль моя майского дня
Бабочке зла не хотела.
(К.Д. Бальмонт, "Бабочка")

Бальмонт и Фет дают огромный простор для рассуждений, анализов, сопоставлений, изучения диалектики и поэтики образа. Эти крохотные тексты – подлинный кладезь для школьной дидактики и педагогики. Возможно, её уроки не смогли не отразиться на истории и современной нам поэзии, в чём-то и опережающей своих учителей по части драматизма и нюансировки внутреннего развития лирических ситуаций. Нам важно иное. Победа драматического начала, переход от сокровенной тихой жизни в её изображении к ауторефлексии порывистого жеста. Значим для нас и образ контекста, образ горящих зданий. Согласитесь, бабочка, которую, быть может, спасут в одном из горящих зданий, и бабочка, которую спасают в грохочущей электричке, – это тихие маленькие драмы нашего громкого индустриального мира... Кстати, и у Валерия Семичева образ бабочки будет в конце стихотворения сюрреалистически трансформирован, она превратится в раскалённую проволочку электролампы.. Здесь индустриальное, урбанистическое развитие сюжета тоже очевидно. Классическая лирика бабочки Фета порождает из своего хрупкого и трепетного мерцания драму отношений, почти переставая быть чистой в своей психологической самодостаточности лирикой, но всё ещё оставаясь в зыбких пределах эфемерного лирического рода. У Бальмонта вызревает недосказанность жеста. И движение глаз героя, и тот ответ, который находит в его душе горестный танец пленённой бабочки, всё это несёт в себе непроизвольный импульс живого движения руки и в сущности своей даёт напряжённую драму, игру телесных реакций мускулов и кардиорефлексов кровеносной системы, но драму неполную, поэтизируемую в недосказанности и неопределённости, лирическую, тихую, Маленькие тихие драмы огромного громкого мира. Это целая поэтика и эстетика. Это особая жизнь и её неповторимое жизнеощущение, жизнеосознание. Здесь свои тихие сюжеты и типы. Своя тихая реальность и своя тихая экзистенциальность... В прозе у её истоков Бунин, которого почтительно поминают и поэты антологии, в кинематографе её наиболее близкий для поэтов «ПЛАМЕНИ» исток в иррациональном Андрее Тарковском. Плоть жизни здесь уступает место духу, тело – тени, Спасаемая от пламени горящих зданий этого огромного грохочущего мира, бабочка незримо вспорхнёт и на мгновенье цветущей тишиной в лицах, тенях и «руинах сносимого дома», даже если поэт и не прибегнет к этому ключевому для антологии образу (Игорь Мельников, «В руинах сносимого дома»). Её незримое крыло мы различим и в становящемся опорой воздухе из стихотворения Владимира Пучкова «Кто заучил молчанье назубок», даже если и этот поэт ни слова не скажет о бабочках. Философическая бабочка таинственной славянской души, да и не одной славянской, – необходимое дополнение к парадному фрачному костюму всех возможных тихих антологий. Она, эта бабочка, есть, даже если её нет. И подчас там, где её нет, она парадоксально более поэтична и очевидна, чем там, где она есть в излишней натуралистичности, чрезмерной конкретности льда и пламени современных танатальных путей и в последнем своём пути индустриализируемого бренного тела. Увы, в прозе, а подчас и в поэзии, экзистенциальный реализм цветов льда и пламени несёт в себе и соблазн низвергнуться из мира высокой романтики в пучину огненную натурализма. Натурализм, впрочем, искусство вполне достойное, но уж слишком чрезмерной учёности требует от своего читателя, да всё по части естествознания, от которого конечно никуда не уйдёшь. С этими словами и оставим наши рассуждения о бабочке «ЛЬДА» и «ПЛАМЕНИ», спасаемой и спасённой в трепетных мгновениях своего бытия. Попробуем отвлечься во внешне близкую мотылькам область проблем природы.

***

Бабочки, пчёлы, сверчки и другие энтомологические персонажи – традиционные лирико-поэтические образы, художественные символы жизни человека, а не реалии природы. Цветы льда и пламени здесь не исключение. Мир природы для авторов антологии – это в большей степени часть мира человека, а не наоборот. Столь неожиданная для естествоиспытателя ситуация вполне привычна для одухотворённого высшими идеалами и стремлениями гуманитарного сознания. Обретая единство мира в его высшей целесообразности, писатель выходит из-под власти обаяния фольклорной пантеистичности, начинает осознавать и ощущать себя не столько частью мира, сколько мельчайшим проявлением всемирного одухотворённого в своём сверхъестестве разума. Это не предполагает обязательной религиозности такого писателя, тем паче его церковной регламентации. Литература дела светское, а религиозное таинство никогда не замыкало себя в книге, слове произнесённом и запечатлённом. И осуществлённое издание – явление жизни светской, но наивное народное восприятие мира здесь вотчина детского сознания, которое для авторов цветов льда и пламени остаётся за рамками антологии, берущей человека от подросткового взросления до старости в его самоопределяющемся «я», в «я» данном, а не являющемся. Природа для этого «я» – зеркало христианской души российского интеллигента:

О, эти поля-нелюдимы
с российской кручиной всерьёз,
по небу бредут пилигримы
с котомками, полными слёз.
(Людмила Абаева, "О, эти поля-нелюдимы...")

В пруду заросшем – мрак зелёный.
Грачи вечерние кричат.
Над старой церковью белёной
На куполах горит закат.
(Лидия Артикулова, "В пруду заросшем...")

И взгляд на этот мир природного естества полон жажды жизни, при всей его возвышенно духовной отвлечённости от бытия, при всей его экзистенциально напряжённой, подчас почти яростной молитвенности:

Подожди, я не знаю, что будет со мной.
Дай вглядеться во мрак, рассечённый грозой,
Дай отпить на прощанье из чаши земной,
Из серебряной чаши с горючей слезой.
(Сергей Гонцов, "Подожди, я не знаю...")

В антологии взгляд на природу фактически не развёртывается в самостоятельный пейзаж левитановского типа, а Куинджи, если и упоминается, то не без иронического подтекста, в скрытой полемике. когда всё восприятие природы свёртывается в дневниковую запись синоптика, лишь открывает перечень каталога событий и мыслей героя-повествователя (Андрей Гаврилов, "Уходим завтра в море"). От элегической увертюры к лаконичной мысли – до функциональной характеристики – таков диапазон приёма волн природы в антологии. С особой чёткостью и ясностью он дан в томе прозы. Даже баталистика фактически обходится без пейзажа. Этюдность беглой характеристики преобладает и, видимо, составляет один из принципов поэтики цветов льда и пламени. Природа здесь порой почти незаметна, теряется в индустриальном пейзаже. Здесь и самостоятельными героями повествования становятся не абы какие зверюшки, а те, которые наделены высоким инстинктом строительства: ласточки ("Ласточкин взгляд" Юрия Куранова), бобры ("Бобры" Виталия Успенского). Возможно, что беглость, этюдность пейзажного взгляда на природу обусловлена сверхскоростной жизнью современного человека, давно живущего отнюдь не по формуле "пришёл, увидел, победил". Стремительные перемещения в индустриализированном пространстве глобализированной повседневности влияют и на поэтику взаимоотношений с природой современного человека, отнюдь не прямоходящего, а едущего, летящего, человека, для которого природа за окном сливается с миражами новейших электронных экранов. Так, из множества картинок складывает свой ленточный пейзаж Владимир Мисюк. Его стихотворение "Осеннее шоссе" не традиционная свитковая пейзажная живопись, не "нарезанный" на отдельные листы графической серии свиток, а именно пейзаж из самого нутра перламутровой раковины автомобиля, стремительно проносящегося в электронном океане и в реальной российской действительности. В шести фрагментах деревья за окном обрастают и чешуёй, и кольчугой, и цыганским золотым монисто. Шероховатый синтаксис завершающего шестого четверостишия и непрояснённость лирической ситуации лишь придадут предшествующим фрагментам особое очарование:

1.
Вот и осень встаёт на постой.
Утро. Солнце. Дорога. Мы двое.
Тополя в чешуе золотой
Заплывают в стекло лобовое. ...
………………………………
5.
Даже зная, что тоже умру –
Видеть осень земную так сладко!
Тихо-тихо шуршит на ветру
Тополей золотая облатка. ...

Комфортабельные реактивные авиалайнеры, суда на воздушных крыльях и почти летящие над автобанами мерседесы столь стремительно меняют целые веера площадок для произнесения драматических фраз, переживаний самых глубоких и подлинных чувств. Это ведь не только герои гомеровского эпоса переносились по миру стремительно волшебными явлениями природы и волею человекоподобных богов. Не случайно именно "Илиадой" зачарован герой-повествователь рассказа Николая Смирнова "Животное покрытое глазами". Кстати, для него такой беглый пейзаж особенно характерен:

"... Идёшь к сосняку, смотришь: всё привычное, и всё – невыразимое,
настолько умалено осенью. Туманец сочится, серая сырая
дымка: всё истончилось, всё засыпает на ходу – и подумаешь,
что мир – сон без образов – просто развоплощённый до землистых
цветов холст, хотя тайно за ним что-то дышит живое.
Это и есть самое невыразимое."

Весь пейзаж динамичен, фрагментарен, дан в стиле элегии "Славянка" Василия Андреевича Жуковского, но без усложнённой ракурсировки и оптических эффектов, увиден глазами идущего, в неустанном движении находящегося человека... Такой взгляд налагает свою печать даже на характер воспоминаний: "Я вспоминал, как проходил каждый зимний, тёмный колымский день моего детства – теперь все они кажутся праздниками или цветными, добрыми снами. "Природа – это лишь меняющаяся пространственная реалия высшего действа человеческой жизни, такой в сущности стремительной, как бы протяжённа она ни была. Такова теософия, философия и эстетика беглого, на лету схваченного и запечатлённого в эскизном пейзаже единенья с природой для уходящего от порождающей его природы в далёкий отрыв, почти что в спурт, то есть в стремительное ускорение. Форсированные космические скорости и спутниковые коммуникации влияют и на эстетические вкусы, и на эстетические манеры. Это чувствуется даже и тогда, когда современные авторы не используют экзотически технотронный антураж цивилизации сверхскоростей. Фантастические выси и дали начинаются на земле, рядом. И в неприметной былинке, осиянной лунным светом, не меньше космической беспредельности, чем в серебристом силуэте самолёта...
Взаимоотношения с природой современного человека, ох, как не идилличны. И дело не в цивилизации одной, цивилизация механически усиливает, доводит почти до абсурда проблемы извечные. Одна из них - противоречие инстинкта охотника поиску целительных истоков. Остро, искренне, до наивности проникновенно чувствует это лирический герой Ивана Переверзина. Грусно и печально единенье его героя с природой: "Осень, осень, душу отпусти // в снежный подорожник – в первопуток // красною рябиной прорасти. "Так взмолится он в поиске целительных трав, оставляющих его мольбы без ответа (Иван Переверзин, "Никогда так не было тревожно..."). Его пронзительно, щемяще лирическая подборка стихотворений неожиданно одной строфой напомнит процитированную всеми критиками парадоксальную поэзу (известный термин Игоря Северянина) интеллектуала, отшельника и метаметафориста Ивана Жданова. Четверостишие, несущее в себе этический парадокс природы и цивилизации, знаменитое четверостишие о плачущей пуле, которая так хотела летать. У Переверзина парадокс пули смещается в сторону глубинных внутренних взаимоотношений человека и природы:

Стреляй, в неудачу не веря,
Но помни, сжимая ружьё,
что пуля, летящая в зверя,
ударит и в сердце твое.
(Иван Переверзин, "Где прежде порой сенокосной")

Что же, кто сомневался. Я и ты, мы с тобой одной крови. Огненный цвет и первоисточник льда жизнетворная влага роднят людей и зверюшек, с которыми лучше дружить, чем враждовать. Киплинговская "Книга джунглей", содержащая эту магическую формулу родства и дружбы, большой дружбы самых противоположных и несхожих существ, может быть и перечитана и продолжена. Ведь киплинговским пером написаны и скрижали Содружества (Британского содружества государств, выросшего из Содружества наций). Темы природы и цивилизации, природы и дружбы нераздельны в нашем глобализированном мире.

***
Современная диалектика природы и цивилизации порождает новую литературу. Сбылась мечта петербургских юношей, скинув с себя чары таинственной «Хозяйки», выйдя из гипнотического тумана «Белых ночей» навсегда распрощались они с подвергающим их адски жестокосердным испытаниям автором поэмы о Якове Петровиче Голядкине, изощрённейшем из литературных инквизиторов, азартнейшем игроком и великомучеником российской словесности. Рыбий жир ленинградских ночей излечил их от печалей, слизью и холодом болотного камня вселяемых в их страждущие настоящего души. Кушнеровское прилежание и любовь к российской грамматике придали этим таким тихим и скромным с виду маленьким обормотикам должный лоск. Под благодушным надзором взирающих на них с высоты блоковских масок взошли они к высотам словесности не окольными тропами, а стройными анфиладами парадных аллей. И вот:

" ... Я спустился у сфинксов к воде. Было странно тихо,
плыла Нева, а по небу неслись, как именно в сером
Петербурге бывает, цветные, острые облака. Неслось
– над, неслось – под, а я замёрз между сфинксами
в безветрии и тишине – какое-то прощальное чувство...
как в детстве, когда не знаешь, какой из поездов
тронулся, твой или напротив. Или, может, Васильевский
остров оторвался и уплыл? Раз уж сфинксы в Петербурге,
чему удивляться? "
(Андрей Битов, "Дежа Вю")

Лирико-философский герой Андрея Битова, когда-то мальчик и тихий обормотик, который качался на качелях с приятелем своим, делится раздумьями старого мастера (есть такая прекрасная поэма у Мыколы Бажана – «Роздумы старого майстра»). Приятелю еще в далёком детстве был дан город в подарок, а философу и эстету всего лишь пушкинский дом, а к нему в придачу – одни хлопоты со всемирным контекстом российской литературы. Всюду не камень, а текст. Тяжела шапка мономаха, но и сладостное избранничество в литературные герои не легче... Плотная, о воде, сама порождающая жизнетворную влагу, проза признанного мастера несёт в себе множество стремительно возносящихся над ней вихрей, которые способны вызывать отвлекающие от неё, сторонние, на первый взгляд, ассоциации. Без некоторых из них восприятие и прочтение столь густой, энергоёмкой, информативной прозы было бы неполным. Не поделиться ими сродни литературному обману хитроумного читателя, который книжки почитывает, да сам ничего не пописывает, мёд и нектар любит, а с пчёлами не знается. Вот одна из таких ассоциаций, столь естественная для избранного жанра обозрения. Наивна Юля Тимошенко из соседнего славянского государства, президент которого известен своими пчеловодческими талантами. Помнят и почитают здесь и Андрея Битова, и Андрея Вознесенского, и Беллу Ахмадулину, и Евгения Евтушенко и других современных российских авторов, но особо актуален Василий Аксёнов. Запущена в обиходный оборот на подступах к местному олимпу аксёновская формулировка «ОСТРОВ КРЫМ». Не сходит изысканно звучное словосочетание с язычка одной новоявленной соперницы признанного местного в прошлом спикера, а ныне экс- премьера Юлии. Пускается претендентка и в свободное плавание словотворчества, обыгрывая всячески фамилию своей достойной соперницы. А вот Юля доверчиво признаётся друзьям, что с большим удовольствием читала бы Кьеркегора, а не бюджет. Бедная Лиза и то не была столь наивна. Названия книг Кьеркегора дают имена войнам, а тот всемирный пожар души, который запалили в хладных болотах российские кьеркегоры погубительнее тысячи войн для бедной человеческой души на новейших адовых синхрофазатронах духа. Оно-то ясно, что где яд, там и лекарство, но кто знает меру и кто отладил эти литературные весы? О чём же размышляет лирико-философский герой всемирно признанного на всех возможных континентах и островах Андрея Битова? Нет, вовсе не о Юле. Студенческих дискотек он сторонится. Коктебель, где собственно зародилось в давние времена обормотство, был в почтенные зрелые годы и Брюсову Валерию Яковлевичу не зело полезен. У подножия Академии Художеств... Там, рядышком с исторической цитаделью академизма он почти превращается в литературный памятник... Осторожно, Юля. Горные ручейки таких скромных коктебельских гор запросто обращаются в каналы загадочной Венеции, сквозь глазницы масок этой мерцающей огнями всемирных карнавалов древнейшей из столиц мира, взглянет на танцы цветов и мотыльков глазами неразделённой любви и дочь мрачного Тускуба, и шаловливая Олеся, чей смех эхом отдастся в холодных альпийских ручьях, и неведомая египетская богиня, пробуждающаяся под магнетизмом спокойно наполняющихся каналов полноводного Нила, и никому неведомая девочка из вечной компании гистрионов и шарманщиков с их мальчиком-эквилибристом, грустными обезьянками и собачками, компании, которая вчера ещё брела вдоль парапетов полусонного Петербурга, а сегодня пляшет и веселится под искрящимся августовскими звёздами небом обласканного волнами всех историй крымского берега – отдалённейшей из окраин Великого Средиземноморья. Ах, не задавите Юлю! – всё тот же голос на крутых поворотах истории. И в зале парламента, и здесь – у самого края Средиземноморья, небо которого так похоже на перевернутую пуншевую чашу льда и пламени. Юля так хотела читать Кьеркегора... Но и бюджет кто-то читать должен. Вот такие причудливые ассоциации порождает проза Андрея Битова. Нет, лирико-философский герой Андрея Битова размышляет не о Юле, его мысли о магии и философии стихий. И эти мысли порождают всемирный вихрь, литературное кружение голов и фигур, вовлекаемых в историю мировой литературы и культуры историей литературы и культуры славянства...

Ещё одна мечта исполнилась, ещё одна история свершилась. Пушкинский Герман одновременно преуспел и в инженерном деле, и в семиотике на пару с теорией игр, успешно прошёл производственную стажировку у мастеров и инженеров Андрея Платонова, между делом оказался среди приятелей, провожающих блистательного плута Робера Макера в самую железнодорожную из всех европейских стран, да ещё и съездил в каникулярное время на буранный полустанок российско-азиатского маэстро штудий магического реализма, да ещё и защитил диссертацию под руководством Юрия Тынянова и запросто поболтал о том о сём с Роланом Бартом. И кто он теперь? Ни за что не догадаетесь после столь мюнхгаузеновски витиеватых фантасмагорических характеристик. Литературный игрок, знаток и защитник некоторых правил игры – не самых последних правил не последней игры в отнюдь не худшем из литературных миров. Неужели он ещё не узнан? Ученик МихаилаАнчарова и Леонида Бежина, питомец не блистательного Петербурга, а патриархальной всегда к Вам, о, как улыбчивой Москвы... Да это же повествователь лауреата всех возможных премий Владислава Отрошенко (Владислав Отрошенко, «Инженерский город»). Он весь словно не из хлада академических штудий, а из пышущих жаром полевых изысканий. Не на ступеньках у Академии Художеств, а в пыли архивной и дорожной, и не размышления старого мастера, а отроческий энтузиазм являет нам его юношески азартное слово. У Андрея Битова – фрагменты психоаналитических монологов, стихия петербургских наводнений, раздвоенность Петербурга, основанного российским царём, у Владислава Отрошенко – разрозненные документы фантасмагорической истории, бедствия наводнения новочеркасского, раздвоенность города, оставленного в наслество донским атаманом Платовым. Проза Андрея Битова так и просится в цитаты, она вся подобна в этом отношении грибоедовскому «Горю от ума». Художественная завершённость фраз и периодов делает их все самодостаточными. Горести философско-эстетически исповедующейся в своих раздумьях души – это конечно не московский монолог Александра Андреевича Чацкого. Чацкий не расслаблялся для успокоения страждущей души на любезно предоставляемой известнейшим из мудрецов Фамусовым софе. Он жаждал Софьюшки. А здесь ступеньки, непокорённая Нева и воспоминания о почти постгаршиновской пальме, так удивительно произросшей в оранжерее до, во время и после ужасных бедствий войны... Проза Владислава Отрошенко составлена из неустранимых конструкций. Вынь одну – и всё исчезнет. Битов размышляет о воде и пишет влажно. Брызги его прозы словно брызги множества фонтанчиков. Владислав Отрошенко больше размышляет не о той стихии, в которой возникает город, а непосредственно о самом городе. В эстетике Битова это скорее не вода, а камешки, вынь их из воды – исчезнет всё волшебство, в концепции самого Отрошенко – это скорее хитросплетения замысловатых чертежей. Его конструктивная проза и сама подобна хитроумному чертежу, и предметом своего изображения делает чудесное хитроумие инженерной мысли градостроителей. И вместе с тем художественные образы делают города Андрея Битова и Владислава Отрошенко похожими. Порождённые умом и фантазией человека, эти города живут и растут вопреки стихиям, соединяют в себе Восток и Запад, оба завораживают и вовлекают в свою историю, в каждом человек измельчается до экзистенциальной песчинки, тростника мыслящего и ропщущего. В раздумьях перед загадкой каждого из них оставляют своих повествователей оба писателя, московско-петербургский и московско-донской.

Оба писателя, думается, выразили общую художественную ностальгию по граду настоящего, позволим себе некоторую вольность в перефразировке знаменитой формулы «ностальгии по настоящему», введённой в российскую словесность архитектором слова Андреем Андреевичем Вознесенским. Эта ностальгия по граду настоящего со времён от иноний в духе Сергея Есенина до кижа и кижихи в стиле Вознесенского порождалась древнерусской тоской и мечтой по собственному граду-миру. Ностальгия эта и ранее являлась – в «Повести о путешествии архиепископа новгородского Иоанна на бесе в Иерусалим» (XV в.), да и не в ней одной искушала, томила российскую душу. Град этот, исчезающий в бурях беспокойной истории рос и развивался на правах сбережённой мечты, из корня которой произрастают цветы и полярных, и орбитальных станций. Прожекты космических и подводных городов, которыми так богата Россия, бамовско-сибирский градостроительный бум... Эта извечная мечта осветила собой и сплетения цветов льда и пламени, в «металлургических лесах» которых идёт процесс создания жизнетворного художественного вещества, новой литературной реальности (автор обозрения надеется, что Александр Ерёменко не будет излишне строг за вольность с его классическими строками о густых металлургических лесах, в которых идёт процесс созданья хлорофилла, хлорофилл прекрасное вещество, но, и это всем известно, реализм ведёт своё юмористическое начало от пантагрюэльона, без которого и хлорофилл не хлорофилл, но... просторы нашего скромного мотылькового обозрения ограничены, не будем вдаваться в соблазны «неизма»).

Мечта об ином городе, сокровенном, чудесном, возвышеннном, романтическом, питает юные души героев Руслана Киреева («Другой город») и Ирины Полянской («Куда ушёл трамвай»). В прозе Светланы Василенко («Откуда у тебя этот шрам») и Олега Корнильцева («В тайге, возле города Воронежа») грязь и пошлость городской жизни встречаются с трогательной тоской по жизни другой, тоской так характерной для российской словесности от чеховских скучных историй до трифоновских городских повестей, но подчас круто замешанной в хлебопекарных подвалах двадцатью шестью человекомашинами горьковской неореальности. Особо печалят здесь урбанизированные души и судьбы «злых детей беспощадных гонок» (формулировка Валентина Устинова). Здесь воля и поступок подчас оборачиваются жестокостью, а любовь говорит лишь на языке насилия. Всё это делает особо привлекательными персонажей рассказа Руслана Киреева: светло наивны они в своём обаянии детских открытий другого города. Детской романтикой веет от главного героя этого рассказа. «Добрый волшебник. Весёлый и бескорыстный проводник в другой город...», он удерживается на грани романтического двоемирия, остаётся в её реалиях и реальности, не углубляясь со своим маленьким спутником в дебри реальности иной. Очень взрослая городская проза о детях и тех, кто именует себя в простоте душевной девочками, девчонками и пацанами. Проза не столько для детей, сколько для тех, кто работает с детьми... Проза, реалии которой кого-то шокируют в чопорной учительской, ну а кому-то в современном аудиовизуальном море покажутся и далеко не самой ужасной вариацией детства будущих героев парадоксалистики от новейшего Возрождения, теоретически провозглашаемого в эссе Юрия Карякина и заявляющего о себе герольдовой песней персонажа, возрождаемого Павлом Басинским... Ах, вспоминаются при всём при этом и Коля Красоткин под поезд укладывающийся в небезызвестном романе, и несчастные анемичные цветы короленковских подземелий. Это ведь каким должен быть этот город, если чудо из чудес другого города – мороженое в стаканчике! Мир детства в лучших традициях наихудшей из реальностей... Авторы антологии не пожалели льда. И похоже, что за справочно нейтральными, алфавитно ни к чему не обязывающими порядками выстроенных в строго геометрической правильности авторов и новый манифест, и новая литературная реальность. Нет, авторы отнюдь не новейшее каре, которое встало вкруг памятника литературы ушедших веков, грозно ощетинилось холодным блеском литературных перьев, пламенеющих на заре восходящего вновь солнца... Предисловие и эпиграфы антологии рекомендуют нам на правах ключевой пушкинскую фразу о друзьях, которые, как «стихи и проза, лёд и пламень». Вернёмся от ломоносовских литературных штудий к пушкинской теме дружбы. Трогательную историю дружбы одинокой старушки-пенсионерки с вымышленным, нафантазированным ею генералом предлагает нам в милом своими сентиментально романтическими реалиями рассказе «Беседы с генералом Потаповым» Александр Филимонов. Так или иначе связана с дружбой вся детская проза антологии. Но всё-таки, думается, дружба для россиянина не эквивалент невозможной любви, а возможность оставаться самим собой, когда никто не претендует на твоё «я», а это «я» не должно отчуждаться от себя в чём-либо и ком-либо другом. Эта возможность сообщества, сохраняющего суверенность образующих его творческих «я», эта деятельная приемлемость другого, других и есть дружба. И здесь эмоциям и чувствам дружбы могут сопутствовать переживания одиночества и даже отчуждения, печали и тоски, проистекающих из собственной оригинальности печалющегося. И эти грустные лирические мотивы присутствуют в антологии (Евгений Блажеевский, Георгий Булатов, Леонид Григорьян, Роман Солнцев, Олег Чухонцев и другие). Есть и подкупающие своим юмором нравоучительные зарисовки. Вот какими увидит двух дымящих посреди кафе сигаретами бородатых интеллигентов в кожаных пальто один из поэтов антологии:

Как псы, влекомые предчувствием своим,
Ноздрями важно водят, ждут момента
Для дружбы, для вражды...
(Аркадий Пахомов, "В кафе")

Естественно дружба предполагает нечто более конкретное, раскрывающее цветы душ и в совместной деятельности, и в творчестве, дружба возможна и в любви, и даже в страсти. Поэтому и является в начале многих веков для российской литературы новая волна дружбы – высоких надежд и чаяний, оригинального сообщества оригиналов, просто людей объединённых общностью своего несходства с другими. Учёная дружина Феофана Прокоповича, лицейский и всевозможные романтические союзы пушкинской поры, именно дружеские сообщества символистов блоковско-волошинского времени. И вот идея дружбы вновь собирает и государства, и людей. Наверное, авторы мыслят себя и в более архаичном и вместе с тем новом для слуха слове «дружина», Ловкая хохлушка из рассказа Бориса Мисюка с кормчим названием «Лево на борт! Право на борт!» разъясняет своему приятелю, естественно, капитану, сокровенную тайну слова «подружиться» в строгом соответствии со своей филологической профессией, отнюдь не мешающей ей на благородном посту корабельной буфетчицы, слово «стюарт» автор не использует. Одружиться по логике предлагаемых межъязыковых отношений это и есть подружиться. А что такое одружиться? Да это пожениться и ничего более. Автор не упомянет, того слова, которым вполне можно назвать супругу «одруженных». И украинское «дружина», которое омонимично, сходно по звучанию, но отнюдь не по значению с русским «дружина», в лексиконе повествователя и его персонажей отсутствует, но это вовсе не означает, что слово такое не входит в словесное поле текста... Итак, дружина – верная спутница князя, которая себе ищет чести, а князю славы. словно чёртик из литературной табакерки появляется это слово, но не спешит кружить и хороводить по страницам антологии. Ведь антология – это собрание цветов. Помнится, спасённый дружбой арзамасцев и спасающий своей дружбой после трагического декабря первейший собиратель цветов российской поэзии написал и «Певца во стане русских воинов», но это иной том иных антологий, продолжения которых читатель будет ждать с нетерпением. Ждать, памятую пушкинскую тему дружбы и в лирике сладкозвучного царскосельского отрока, лирике, само начало которой так сильно и в его романе о любви и дружбе, лирике, которая с этим романом составляет в большой драме жизни единое и неразъёмное целое. В первой трети не одного, не двух столетий начинают цвести северные цветы, среди этих неведомых нам за давностию лет северных цветов произрастают цветы льда и пламени. Просим любить и жаловать. В них есть семена любви и дружбы. В них не только множество регионов России, в них есть Азия, Кавказ и всё восточное славянство от Беларуси с Россией до Украины. Не забыта и родина прародителя российской сатиры Антиоха Кантемира Молдова, хотя собственно сатирой авторы антологии не увлекаются. Задуманная исключительно на правах отчётного двухтомника одного из российских творческих союзов, антология открыта не только граду, но и миру. Цветы льда и пламени способны стать и альманахом, способны вызвать интерес и читателей Содружества Независимых Государств, культурам которых так актуальна идея Возрождения. Я бы, конечно, отводя идеям Возрождения достойнейшее место в академических студиях и литературно-искусствоведческой классике всех художественных наук, предпочёл не для науки о культуре, если уж наука без этого никак не может, а для самой культуры, для судеб культуры очередной новый день рождения. Во-первых, мы ведь знаем, что и дольше века длится день, а день в глобализированном и мундиализированном мире вообще безостановочен. Во-вторых, меня всё-таки искушает «неизм». И это при том, что то новое, что не есть подзабытое старое, способно стать этому старому либо пародией, либо конкурентом, реалистическим другим «я» или романтическим двойником, гармоническим партнёром или серийной вариацией (перечень может быть продолжен). Тихая и часто локализованная в пространстве жизнь вовсе не предполагает, к примеру, упадок и гибель культуры, так что и возрождать её несколько абсурдно, что живо, не нуждается в возрождении, просто жизнь его может быть улучшена... А то ведь, знаете ли, «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Автора этих строк Уильяма Шекспира часто причисляют к величайшим гениям именно Возрождения. Бедная Джульетта. Она и слова такого не знала, а на что-то надеялась...

Но не будем о грустном, будем жизнерадостнее в видении перспектив. К чему так долго гнать велосипед по торным дорогам северной поэтической школы, если собранный букет цветов не обратится в дивную оранжерею, пламенеющую во льдах всеми нюансами радуги. Стоит ли из кожи вон лезть любезным авторам и читателям?.. Или всё-таки есть особая прелесть в этих бурей измятых хризантемах (читая одну антологию, нельзя не вспомнить другие), но всё-таки просто измятых, не срезанных и не сломанных... Где-то по-прежнему цветёт вишнёвый сад. Где-то Гаев с его леденцами – чем не персонаж для цветов льда и пламени. У Гаева есть его вечная детская и любимый шкаф. Рядом и для лирического героя Александра Ерёменко местечко найдётся. Буфет, видать, тоже поместится. Великоват, оно понятно, великоват, но ведь и конфетки в нём не маленькие, а огромные и полновесные конфетки. Нет, это вовсе не означает, что какому-нибудь вполне достойному персонажу, к примеру, «мастеру пустых конфет» Игоря Шкляревского негде будет поместиться... Детище подлинного таланта всегда и везде найдёт себе достойное место. Думается, антология получит продолжение, открывая свои страницы и новым, и давно известным авторам.

Лёд и пламя в антологии 2009-года. Цветы льда и пламени чаруют и манят читателей вступающего в свои права тысячелетия. И что не нашёл в них один читатель, то другой увидит, что приметно и любо одним библиофилам, неприметно другим, увлечённым чем-то иным, сообразным их вкусу. С этими мыслями перелистаем напоследок антологию в поисках общего выраженья её облика, в уловленьи неуловимой улыбки Психеи и вместе с тем в поиске традиционных ценностей европейской культуры. Подборки двух поэтесс Веры Ивановой и Вероники Шелленберг останавливают внимание... Вот она эта улыбка. Сама бьётся и струится в ладони из пламени льда и хлада огненного, строит глазки леонардовой Джоконде:

Улыбка
непойманной рыбкой
скользнула...
(Вера Иванова, "Улыбка")

Эрот в классической традиции прекрасен в любви, если остаётся невидимым. Он и есть подлинная сущность души – Психеи, о которой нам дано судить по её улыбке. В этой улыбке должна быть античная драма и галантная история, предвосхищающая Просвещенье. Больно жжётся масло, капая из ярко пылающего светильника? Даже прохладно бархатистая кожа Эрота слишком нежна для огненного цветка Просвещенья, а попробуйте представить бедняжку просвещающимся на сковородках дантовых подземелий – вот они прелести подземного Возрождения. Ну, и кто не вспомнит здесь прохладный пламень северного сияния во всём его божеском величии, столь любезный Михаилу Васильевичу Ломоносову, даже почитательницы великомученицы Татьяны вспомнят и перечтут почтенное сие произведение. Улыбки непойманная рыбка... Возможно, поэтесса и не думала о Джоконде, о Психее, но по закону культурологических ассоциаций нельзя не обратиться к этим образам... Дальневосточный эстет мог бы увидеть здесь вариации традиционных сюжетов с красотками и рыбками, а то и с детьми, котятами, да рыбками. Североморской музе ближе будет образ чайки, кого ещё, как не чайку привлечёт образ рыбки. Этот ибсеновско-чеховский образ есть у Вероники Шелленберг. «Столпотвореньем сиреневых струй» врывается у этой поэтессы ливень, вламывается словно в камень, словно в запертый дом, вслед за ныряющей в густую листву чайкой:

Чайка летела невысоко,
но – белокрыло.
Ливня лавина сошла с облаков,
чайку накрыла. ...
(Вероника Шелленберг, "Чайка летела невысоко...")

Извечная школа воспитания чувств. Штудийный психологический этюд на темы аффектации переживаний или реплика театрального критика? Только свободная ассоциация способна стать критической рефлексий, ответом на эту миниатюру. Рыбкой исчезает улыбка, исчезает чайка, а с ней и очарование театра улыбок..
Перелистаны последние страницы антологии.... И дадим волю завершающей вольной ассоциации-вариации словоохотливого обозревателя: «Если синица хороша в руке, а журавль в небе, то чучело чайки убийственно безобразно, где бы оно не было.... «Увы, законы прекрасного и безобразного бывают строже законов и физики, и юриспруденции. Такой эстетизм дружбе не помеха. Достаточно вспомнить братские содружества английских прерафаэлитов, чтобы понять: не одним только Редьярдом Киплингом взрастало классическое «СОДРУЖЕСТВО» (Британское содружество государств). Эстетизм дружбе не помеха. Литература занятие серьёзное, поэтому в ней нельзя быть слишком серьёзным. Эфемерные цветочки с мотылёчками и рыбки с птичками – большая, интересная литература. В культурологическом пространстве Содружества Независимых Государств «ЛЁД» и «ПЛАМЯ», все авторы «ЛЬДА» и «ПЛАМЕНИ» дают на ниве российской словесности классический урок дружбы. С этими мыслями мы поставим антологию на книжную полку. Два тома «ЛЬДА» и «ПЛАМЕНИ» – прекрасное пополнение библиотеки того, кто любит читать и размышлять о прочитанном.

       ___________________

 Составление, подготовка текстов Л.Н. Абаевой, В.Б. Коробова

Анонсы

Как стать писателем

В зеркале СМИ

Конкурсы, фестивали

Премии СРП

Фотогалерея