Союз российских писателей

В зеркале СМИ

>>>

Да, навигатора. Этакого масштабного в пределах Союза (и не только) разведчика поэтических лошадиных (Пегас – лошадь, хотя и с крыльями) сил организации. Роль альманаха (рабочей лошадки) традиционно в этом и заключается: в представлении текущего состояния литературного творчества. Перед нами 89 авторов с достаточно солидными «послужными списками» публикаций. И кто из них Бунин или Щепкина-Куперник – не столь важно. Это дело времени...

А альманах – вот он, приятен и на взгляд, и на ощупь. Задиристый дизайн бросается в глаза сиюминутной свежестью. Поэты порционно рассажены по вагонам (есть даже вагон-ресторан для гуляк; почтовый – переводы, международный – русские поэты, живущие за рубежом, багажный – критика), вагоны географически привязаны к городам. Состав снабжен напутствиями – предисловиями идеологов... Катит сегодняшняя поэтическая Россия...

Светлана Василенко отметила в предисловии, что провинция не уступает столице в «лошадиных силах», что понятия «столица» и «провинция» в этом смысле весьма условны. В сущности, настоящий поэт – сам себе столица. Даже посаженный в вагон железнодорожного поезда или еще куда. «Мои стихи, как отпечатки пальцев, Непоправимо выдадут меня», – реминисценцией из Марины Цветаевой выразила ту же мысль Любовь Бессонова. Единственное, в чем поэт «уязвим», – он не в состоянии выскочить из своего времени (разве что в крайнем случае). Проскочить как-нибудь бочком. Он им отягощен по природе. Поэт – концентрация времени, по Пастернаку – у вечности в долгу. Традиция ответственности русской поэзии. Подобная тенденция характеризует и данный альманах. Не без «музы мести и печали» написано:

... На переезде одинокий дом,

бельё намокшее (хозяйка

позабыла),

уже рассвет, но ни души

кругом, –

всё-всё, что сердце русское

любило

и любит, ревностное, поверяя

снам,

за безысходность бытия

земного,

за безнадежность, за тоску,

за срам

минувшего... не надо мне иного!

Вот э т о Родина. Куда ей

без меня?

(Анатолий Богатых)

... Да, эта местность

безобразна,

Но это родина моя, –

вторит ему Александр Логинов с зашкаливающими эмоциями. (Как там у Блока? «Да и такой, моя Россия, Ты всех краев дороже мне»). Галина Щекина назвала свою подборку многозначительно – «Развалины». То есть гражданская лирика никуда не делась. Она по-прежнему надеется на прямую силу слова и на определенные «достоевские» моральные координаты («...где верят на слово, и верят в слова, и помнят, откуда они» – Александр Трунин), как говаривали прежде: «жажду идеала». Глобализм, однако, на дворе с его эффективностью финансовых потоков, которому не до наших лирических отступлений от прогресса...

Среднестатистический автор альманаха по возрасту человек... с опытом – личным и социальным («Пишу, как динозавр, который скоро вымрет» – Александр Трунин). Если литература как вершки обладает какими-то реальными корешками, то корешки эти весьма горькие. Поэты так или иначе являются носителями духа своего времени. Альманах – своеобразно закодированное мироощущение поколения. Поколения, болезненно принявшего на себя тектонический сдвиг страны последних десятилетий – действительно весьма драматичный. Об этом у Владимира Макаренкова:

Как плуг без поля, серп без

хлеба,

Заржавел без земли мужик...

... И, как маслёнку,

поллитровку

Таит на дне его сума.

«Вызрело в сердце железное семя», – пишет он же в другом стихотворении. Понятно, о чем идет речь.

... Или вправду мы виноваты,

что Россия трещит по швам? –

читаем мы у Николая Алешкова без обиняков. С последней прямотой. С баррикадной прямолинейностью даже... Не до «эстетики», стало быть, – рука горячая. Состояние еще очень эмоциональное.

Ольга Григорьева тоже как бы под горячую руку написала потрясающе мужественное стихотворение-заклинание «Никогда не оглядывайся». С эпиграфом из Ветхого Завета. Вроде бы с обращением к себе. Заклиная свою память. Вроде бы принимающая закон движения вперед (где этот «перед»?), соглашающаяся с ним, ибо в оглядке, в прошлом мало практического толку. Пример с Лотом поучительный, с Орфеем опять-таки...

... И зачем тебе лишняя рана,

на сердце след?

Нет давно страны, где мы

с тобой родились,

И отцов, за нее воевавших,

на свете нет.

Прогони эту память, эти

химеры прочь,

И тогда пойдут отлично

твои дела.

Позабудь язык, страну,

родителей, дочь,

Как жена Сальвадора Дали –

Гала.

Что еще в эту долгую ночь

я могу сказать?

Снова память стучит

в висок, прогоняя сон.

Не оглядывайся! Беги!

Не смотри назад!

Но на кончиках пальцев уже

проступает соль.

«Но на кончиках пальцев уже проступает соль», ибо человек – это память.

Апофеоз жути повседневности – «Письма из больницы» (ощущение подавляющей трущобности) Владимира Лаврова. Вроде маленькой поэмы. Очень экзистенциально пограничное место – больница. Философское место. И стихи по сути философские. Убийственные подробности и детали быта «конвейера здоровья» бытийственны:

... Журчит вода, не уставая,

В кривом и треснутом бачке,

И никогда не тонет стая

Окурков в долбанном «очке»,

Но (Чу... – В.С.) где-то слышен

звон трамвая...

Как открытая форточка в небо, в мир... Разумеется, любые попытки разъятья стихов на составляющие элементы, как гоголевскую «Шинель» на нитки, – тщетны, прокрустовы.

Как, впрочем, и исчерпывающее объяснение жизни. Вроде бы все перечислено из «джентльменского набора» ее событий в стихотворении Светланы Лавренковой «от» и «до»: «Свадебный марш. Середина лета»... «Гроб в коридоре, длинный, как лодка». Жизнь ускользает из любых сетей и капканов произнесенных слов – какими бы они ни были правильными, умными или запальчивыми... Вообще поэзия, может быть – некий плач Ярославны в «безвидную бездну» мироздания? Весьма метафизичный поэт Игорь Меламед с его классически четкими ритмами:

...О Господи Боже, зачем эта

гибель и мрак?

И горькая водка, и сладкая

музыка эта?

Рукою ужаленной шарит

несчастный дурак,

меся пустоту в беспорядочных

поисках света.

Зачем он родился? Что

в жизни он сделал не так?

Кто даст мне ответ? И к

чему домогаться ответа?

При всем «дактилоскопическом» разнообразии авторов альманаха «родственные» связи проглядываются. Есть поэты ночные, условно говоря, «вслушивающиеся в исток», опоминающиеся от дневной гонки, окольные, так сказать... Можно, наверное, это назвать религиозным чувством вообще, когда повседневные «замыленные» вещи вдруг предстают с точки зрения вечности. Тютчевская линия. Очень «обочинно» вдумчивый поэт Геннадий Калашников, работающий в жанре «пейзажной лирики»:

...погоди у воды, ледяным

повернувшейся боком.

Кто-то смотрит на нас,

то ли тысячью глаз,

то ль одним, но всевидящим

оком.

(Между прочим:

О Господи, тебя ведь нет,

не говори со мной!

Движеньем странным в

снежном сне меня не настигай,

Постой, не подходи ко мне,

дыханьем не пугай, –

упомянутая уже Мария Ватутина.)

Заглавные буквы просятся к «всевидящему оку». Вкрадчивая поступь времени подспудно чувствуется в стихах Калашникова.

...За время, что займёт

случайная беседа,

неуловимо день изменит свой

узор,

здесь места больше нет,

исчезли мы бесследно,

но в воздухе пустом всё длится

разговор.

Этот «длящийся разговор» и есть, надо полагать, поэзия. И альманах-навигатор – тот же самый «длящийся разговор». Жанрово насыщенный. Читатель найдет в нем и сюжетные стихотворения (Наталья Горбачева, Вячеслав Лейкин), и чисто лирические – музы Эвтерпа (Ната Сучкова ли, Елена Карева) и Эрато (Александр Фанфора ли) будут довольны. Языческие боги будут удовлетворены народными ритмами Марины Кулаковой. В которых и хлебниковские гены прослеживаются:

...Я женствую – тебе.

Не торжество, не жертва.

Нешествие с огнем,

а женствие огня.

Блаженство ты мое,

творимое блаженство

Я женствую тебе

Меня.

Тебе – главенствовать

Мне – женствовать,

Благоноченствовать –

И благоденствовать!

Чудо поэзии необъяснимо – оно есть или его нет. Альманах-навигатор просто полон хороших стихов, обозреть которые в небольшой заметке невозможно. Совершенно неважно, в каком вагоне едет поэт и какой город представляет. Все это уже наше – читателя, и с миром утвердилась связь. Получать удовольствие от поэтического текста, купаясь в словах, тоже неплохо. Инга Кузнецова с ее всепроникающей всеобщностью:

там собака бегущая против

шерсти

с улыбкой на длинном лице

и уже я так явно в её

удивительной шкуре

в длинношерстном

потрепанном пальтеце

с разлохмаченной шевелюрой

мир понятно опасен

и так невместимо прекрасен

он машинно-ужасен

пахуч и колбасен

и я

каталог его запахов

Тольятти

«НГ- Exlibris», 10.10. 2013

Anons

Анонсы

Как стать писателем

В зеркале СМИ

Конкурсы, фестивали